— Скорее массовый гипноз, — усмехнулся Михаил Валерьевич, подбирая с земли упавший неподалеку автомат вместе с магазином и на всякий случай передавая еще один Мудрицкому.
— А это скажешь — оптическая иллюзия? — поинтересовался отец Василисы, указывая на черный смерч, внутри которого Константин Щаславович сражался с Иваном.
В отличие от прошлого раза, Бессмертному пока не удавалось одержать верх. Хранил ли Ивана заветный обручальный перстень, повлиял ли на него опыт смерти, без которого прежде не мог обойтись ни один ритуал взросления, или меч-кладенец закалился, соприкоснувшись с заклятой иглой. Но все засечные, подплужные или вертикальные удары брат не только отражал, но и наносил в ответ, в выпадах, уклонениях и переходах показывая сноровку, быстроту реакции и гибкость тела и ума.
Поскольку ровной площадки никто создать не потрудился — Константину Щаславовичу, кажется, даже нравилось балансировать среди любимых мусорных груд, попирая их дорогущими ботинками из крокодиловой кожи, — Ивану тоже приходилось как-то приноравливаться, чтобы удерживать равновесие. И хотя смотреть под ноги брат вроде бы не успевал, неровности и препятствия он использовал с выгодой, за считанные мгновения решая, какой из ударов в его положении наиболее приемлем. Впрочем, он с детства привык все просчитывать на несколько ходов вперед и обладал превосходной реакцией, как выяснилось, не только ума.
— Во дает, ботаник, — не удержался от комментария Никита, ноги которого продолжали выписывать плясовые кренделя. — Можно подумать, у нас в клубе занимался!
«Тебе-то что мешало? — едва не высказала ему я, вспоминая, как старый кузнец, словно наперед все зная, отогнал тогда еще моего горе-богатыря от заветного клинка. — И куда тебя, дурака, привела так называемая забота о своем благополучии? Спасибо Михаилу Валерьевичу, не позволил сделаться палачом и убийцей». Да и то сказать, разве любить до самоотречения в каком-нибудь клубе научат?
— А ты изменился, мальчик, — проговорил Константин Щаславович, безуспешно пытаясь загнать Ивана в тупик между бетонными блоками.
Брат вовремя распознал ловушку, ловко запрыгнул наверх, уклоняясь от ржавой арматуры, и оттуда атаковал.
— Повзрослел, возмужал, — продолжал Бессмертный. — Да только против меня тебе и твоим дружкам все одно не сдюжить. Я еще даже не начал.
Он отразил засечный удар, сделал неуловимое движение свободной левой рукой, которой, как заправский бретер, поддерживал равновесие, и свалка ожила, зашевелилась создавая из гор мусора жутких големов наподобие тех, от которых мы отбивались в Нави. Они собирались из ржавых корпусов, покрышек и запчастей машин, упаковок, бочек и мусорных пакетов. Часть из них я узнала: они охраняли владения Бессмертного в Нави. И я их ошибочно приняла за ксеноморфов.
Они вздымали монтировки, коленчатые валы, циркулярки и ковши. Откуда-то из недр воспрянул даже древний хлебоуборочный комбайн, силой магии запустил проржавевший двигатель и покатился, грозя стальными пластинами вращающейся жатки смять и искромсать Ивана на куски. А ему между тем приходилось отражать ускорившиеся в разы атаки Константина Щаславовича.
— Вот же паскуда! — выругался Лева, отступая под защиту знакомого бетонного блока. — Понял, что по-честному одолеть никак, и за свои подлости взялся.
— Надо что-то делать! — воскликнула я, высовываясь из укрытия.
— Попробую обратиться к духам, — кивнул любимый.
Он достал откуда-то из-за пазухи шаманский амулет, сменил свирель на хомус и запел в нижнем регистре, подстраиваясь под наигрыш и имитируя звуки леса. Я услышала в его пении шум ветра в кронах, сердитое цоканье белок, весенний рев марала, вой волков и перекличку птиц. Потом я почувствовала присутствие незримых обитателей тайги.
Лишившиеся своей Хранительницы духи приближались робко и неуверенно. Кто-то прихрамывал, приволакивая обожженную химической гадостью ногу, кто-то, наоборот, пылал гневом, готовый выплеснуть его на виновных и невиновных, кто-то не мог выпутаться из сетей или зловонных тенет расплавленного пластика, кто-то совсем обессилел в попытке защитить лес. Но они откликнулись на призыв. Двое молодых духов даже привели спивающегося, опустившегося Лешего, и он, услышав от Левы рассказ о судьбе Хранительницы-Василисы, расправил плечи и грозно двинулся на големов.