Ну вот опять! Не успела я еще обвыкнуться со своими ощущениями во время полета и болью от прорезающих плоть крыльев, теперь учись смотреть на мир монохромным близоруким зрением мелкого грызуна. Хорошо хоть Навь все равно богатством красок не отличалась. Хотя крыльев нашему духу не полагалось, цепкость маленьких лапок с коготками я оценила, особенно пока забиралась вверх (или все-таки вниз) по отвесной стене и с еле слышным цоканьем неслась вслед за Иваном и Левой по каким-то ржавым трубам.
Хорошо, что разум у нас оставался человеческим. Даже в нынешнем состоянии многие упаковки манили дивным запахом съестного. От банки с остатками сгущенки Леве пришлось меня силой оттаскивать. Если бы я залезла внутрь, так бы и сгинула в сладкой ловушке. Даже сил троих хомяков не хватило бы приподнять крышку. А ведь безалаберные любители пикников или дачники, разбрасывающие возле участка отходы, подчас даже не задумываются, сколько на их совести загубленных жизней.
Личные покои Константина Щаславовича, в которые мы проникли, уже вернув человеческий облик и укрывшись плащом-невидимкой, напоминали анатомический театр или зоологический музей. Разве что все экспонаты шевелились, изгибаясь в мучительных конвульсиях своей нынешней не-жизни. Все помещение оказалось заставлено емкостями с заспиртованными мутантами всех видов, чья недолгая жизнь прошла на мусорных полигонах и свалках радиоактивных отходов. В других контейнерах продолжали гореть погибшие во время лесных пожаров косули и белки, зайцы и перепелки, застигнутые в полях, когда селяне поджигали сухую траву. Умерших от радиации и отравления тяжелыми металлами людей я не увидела, но ведь мы с ребятами заглянули только в одну часть просторной резиденции, представлявшей собой своеобразный биореактор.
Сам аффинажный король, облаченный во что-то черное, свободное и очень удобное, умиротворенно и расслабленно восседал не на золотом троне, а на сотканной из мрака, но явно мягкой софе за роскошно сервированным столом. Хотя я ожидала увидеть что-то жуткое, вроде обглоданных костей и ядовитых грибов в маринаде из серной кислоты, все блюда выглядели настолько аппетитно, что мой урчащий живот едва нас не выдал. Впрочем, Иван при виде шашлыка из осетрины, тарталеток с черной икрой, копченого угря и устриц во льду тоже завозился слишком шумно, сглатывая голодную слюну.
Вот только все изысканные, дразнящие ароматы мгновенно утратили свою привлекательность, едва мы увидели прислуживавшую своему мучителю Василису. Со дня нашей последней встречи подруга просто превратилась в тень. Впрочем, выпирающие в вырезе рубахи ребра и ключицы и синюшная бледность лица на фоне рыжих волос смотрелись еще не так жутко в сравнении с пятнами ожогов и кровоточащими ранами от впивавшихся в ее плоть капроновых лесок. Босые ноги пленницы с поджатыми сбитыми пальцами удручающе напоминали гниющие лапки запутавшихся в сетях голубей.
— Что, болит? — «участливо» поинтересовался Константин Щаславович, когда Василиса, споткнувшись, едва не уронила с подноса аппетитного лобстера, на которого взирала сейчас с таким видом, будто ее мутило. — Скажи спасибо, что плясать не заставляю.
Василиса с горькой усмешкой поскорее поставила поднос и, отойдя назад, принялась вить дорожку и исполнять ковырялочку, пятная пол кровью.
— Ну конечно, я забыл, мы же гордые! — досадливо поморщился Константин Щаславович, который хоть и сохранил человеческий облик, но по сути остался чудовищем. — Вся в мать! Та тоже не захотела ни золота, ни власти. Выбрала даже не малахольного шамана, а человека. Ей, видите ли, понравилось, как он заботится о ее реках и ручьях.
— Так убей меня уже, как ее! — сползая по стенке, взмолилась Василиса.
— Это было бы слишком просто, — усмехнулся Константин Щаславович, и его породистое лицо приобрело жесткое выражение, а из позы исчезла расслабленность. — В любом случае скоро все закончится, — добавил он властно. — А твоя дальнейшая участь зависит только от тебя.
Он одним движением оказался рядом с Василисой, резко поднял ее и швырнул на софу. Иван над ухом зашипел, но мы с Левой предостерегающе ткнули локтями ему под ребра.
— Я мог бы нарядить тебя в золото, осыпать шмотками от кутюр, сделать в моем особняке хозяйкой, — с нажимом продолжал Бессмертный, сжимая запястья Василисы и не решаясь даже прикоснуться к исцельнице.
— Под «особняком» ты подразумеваешь аквариум? — нашла в себе силы съязвить та.