Царевна Софья

Бурмистров приказал нескольким потешным остаться на деревьях наблюдать за действиями раскольников, собрал остальных перед воротами, велел устроить перекладину, срубить дерево и вытесать тяжелое, бревно, с одного конца заостренное. Повесив на перекладину это бревно на веревочной лестнице, взятой им из Преображенского, приказал он солдатам ломать ворота. Вскоре они в нескольких местах раскололись.

— Кто-то вышел из дома и идет к насыпи! — закричал один из потешных с дерева.

— Бейте сильнее, ребята, в правую половину ворот! — воскликнул Бурмистров, — Она больше раскололась.

— Остановитесь! — закричал пятидесятник Горохов, появившийся на насыпи. — Не трудитесь понапрасну. Глава наш требует полчаса на молитву и размышление.

— Передай ему, — сказал Бурмистров, — что я согласен на его требование. Если же через полчаса вы не сдадитесь, мы вышибем ворота и возьмем вас силой.

Горохов, спустясь с насыпи, возвратился в дом.

Бурмистров велел солдатам отдохнуть. Через некоторое время один из потешных закричал с дерева:

— Несколько человек вышли из слухового окна на кровлю дома. Все без оружия и на всех, кажется, саваны.

— Наверно, хотят помолиться, — сказал Бурмистров.

— Что это?! — воскликнул потешный. — Двое тащат на кровлю какую-то девушку в белом.

— Это их священник, — объяснил Василий.

— Из нижних окон дома появился дым. Господи Боже мой, кажется, там пожар.

— Ломайте скорее ворота, ребята! — закричал Василий.

В это время все раскольники в саванах вышли на кровлю дома и запели свою предсмертную молитву. Они решили лучше сжечь себя, чем возвратиться в «нечестивый мир». Несчастная девушка, видимо, похищенная ими после бегства Натальи, громко кричала и вырывалась из рук державших ее раскольников, которые, не обращая на нее внимания, продолжали петь предсмертную песню.

Расколотые ворота слетели с петель, и Бурмистров с потешными вбежал во двор. Из всех нижних окон дома клубился густой дым и вырывалось яркое пламя. Спасти кого-нибудь с крыши было уже невозможно. Вопль несчастной жертвы, заглушаемый унылым пением ее палачей, раздирал сердце Бурмистрова.

— Кто из вас лучший стрелок? — спросил он потешных.

— Капрал наш, Иван Григорьич, — ответил один из них.

— Эй, капрал! — закричал Василий. — Убей этих двух, которые держат бедную девушку.

— Как бы в нее не попасть.

— Стреляй смелей, авось как-нибудь спасем несчастную.

— Как твоей милости угодно, — сказал капрал и начал целиться из ружья. Несколько раз дым закрывал фигуры на крыше.

— Помоги, Господи, — сказал шепотом капрал и, выждав миг, когда дым немного развеялся, спустил курок. Один из раскольников отпустил руку девушки, схватился за грудь и упал.

— Молодец! — воскликнул Бурмистров. — Теперь постарайся попасть в другого.

Один из потешных подал свое ружье капралу.

— Ох, батюшки, — сказал тот, вздохнув, — душа не на месте! Рука-то проклятая дрожит.

— Стреляй, брат, скорее, не робей! — закричал Бурмистров.

Капрал, перекрестясь, начал целиться. Сердце Бурмистрова сильно билось, и все потешные смотрели с беспокойством на первого своего стрелка.

Раздался выстрел, и другой раскольник, державший девушку, упал.

— Слава Богу! — выдохнули в один голос потешные.

Девушка подбежала к краю кровли той стороны дома, которая еще не была объята пламенем. Раскольники, смотревшие на небо и продолжавшие погребальное пение, не заметили этого. Продолжая жалобно кричать, она глядела с кровли вниз. Горевшее здание было в два яруса и довольно высоким.

— Ребята! — закричал Бурмистров. — Поищите широкий холст, иначе она убьется!

Потешные рассыпались по двору. Один из них увидел большое стрелецкое знамя, брошенное раскольниками у насыпи, схватил его и закричал:

— Нашел!

Подбежав к горящему дому, потешные сорвали с древка и натянули стрелецкое знамя.

— Прыгай сюда! — закричал Василий девушке.

Девушка в нерешительности замерла на краю крыши.

В это время Андреев подбежал к ней и хотел ее остановить.

— Ну, быстрей! — гаркнул Бурмистров, и девушка, перекрестившись, спрыгнула на знамя.

Радостный крик потешных потряс воздух. Упав на знамя, девушка потеряла сознание, и ее вынесли прямо на знамени за ворота. Бурмистров с трудом привел ее в чувство. Посмотрев на себя и с ужасом увидев, что она еще в саване, девушка вскочила и сбросила его с себя.

— Посмотри-ка, красавица какая, — шепнул один из потешных другому, — Какой сарафан-то на ней знатный, никак, шелковый.

— Нечего сказать, — отвечал другой, — умели же еретики ее нарядить. На этакую красоточку надели саван, словно на мертвеца!

Девушка так ослабла, что была не в силах идти. Ее опять положили на знамя и понесли с горы. Яркое пламя охватило уже все здание, и унылое пение раскольников, прерываемое иногда невнятными воплями и треском пылающих бревен, начало постепенно стихать. Вскоре Василий с ротой достигли просеки и, пройдя ее, остановились на отдых у тропинки. Солнце уже закатилось, и вечерняя темнота покрыла небо. Отдаленное яркое зарево освещало красным сиянием верхи мрачных сосен.