Царевна Софья и Пётр. Драма Софии

«Царистские иллюзии» были лишь внешней оболочкой стремления служивых стать постоянными гарантами «общей пользы», правды и справедливости для «всяких чинов людей», начиная с защиты «государева здоровья». Софья спешила удовлетворить стрельцов и солдат, истощив казну и обложив данью монастыри, чтобы выплатить недоданное служивым за десять лет жалованье, обещая новые прибавки и поблажки, наказывая по их требованию особенно ненавистных полковников.

Но зачинщики восстания выступали не только от своего имени: они требовали «жалованных грамот», удовлетворивших бы интересы всех служивых второго сорта — «по прибору» (в отличие от дворянства, служившего «по отчеству» за поместные оклады). Во избежание нового взрыва народного бунта и для успокоения волнений, охвативших многие российские города, пришлось утвердить грамоты о месте в Российском государстве, правах и обязанностях купцов, промышленников, посадских людей, ямщиков, пушкарей, воротников (городской стражи) и т.п.^{9}

За казенный счет на Красной площади был воздвигнут памятник победе восставших над «изменниками-боярами», «чтобы впредь иные, помня ваше государское крестное целование, чинили правду» и не наносили «обиды» подданным. Современники по достоинству оценили это поразительное событие, как и новое название московских полков: «надворная пехота» (в противовес дворянам-кавалерам) становилась «правым крылом» царской власти! Ведь она была организованной общественной силой и в прошедших войнах сыграла главную роль, особенно заметную на фоне неудач дворянской конницы.

Декларации о новых гарантах «правды» сопровождались конкретными делами. Утверждая право «служилых по прибору» на место в системе государственной власти, восставшие послали во все правительственные учреждения по двое «выборных». Вскоре в центральных ведомствах отбою не стало от поверивших в правосудие челобитчиков, хотя, конечно, в основе своей управленческая система не изменилась.

В успокоенную внешне Москву возвращалась знать, вновь закипели придворные страсти, уезжали в деревни свергнутые временщики, в том числе глава клана Милославских Иван Михайлович, лишь ненадолго получивший изрядную власть, но вскоре «задвинутый» сомкнувшимся за спиной Петра большинством представителей правящей верхушки. 25 июня, когда Иван и Пётр были венчаны на царство, Наталия Кирилловна торжествовала, заняв первое место при царях. Имя Софьи даже не всегда упоминалось среди членов царской семьи!

Придворные повели себя по-прежнему, словно не замечая, как «невегласы-мужики» пытались на их глазах «государством управляти», диктуя свою волю Думе и приказам. Между тем система власти трещала по швам в центре и на окраинах, откуда тщетно взывали к Москве воеводы. Софье, В.В. Голицыну, Одоевским и некоторым приказным деятелям (Ф.Л. Шакловитому, Е.И. Украинцеву и др.), понимавшим меру опасности, пришлось спасать самодержавное государство невзирая на придворные распри.

Виднейший сторонник Петра патриарх Иоаким, дискредитировавший себя в глазах народа участием в придворных интригах, в июле подвергся смертельной опасности. Сторонники сожженных по его настоянию в апреле лидеров старообрядчества (протопопа Аввакума, Епифания и др.), пользуясь сочувствием многих стрельцов, горожан и даже знати (например, нового руководителя Стрелецкого приказа князя Ивана Хованского), двинулись на Кремль, чтобы искоренить «никонианское» духовенство.

Царская семья и двор были уведомлены, что если кто-то из них заступится за церковные власти, то всем, включая юных царей, «от народа не быть живым». Софья запретила патриарху выходить на площадь и приказала вождям староверов явиться на «прение о вере» в Грановитую палату. «Ужаса смертного исполненные» бояре умоляли царевну не ходить, спасти себя и всех «от напрасныя смерти».

— Если и так, — сказала Софья, — то будь воля Божия; однако не оставлю я святой Церкви и ее пастыря, пойду туда!

Она заняла в Грановитой палате Царское место, посадив рядом с собой царевну Татьяну Михайловну. Царица Наталия Кирилловна в этот раз охотно уступила, расположившись в креслах под троном с царевной Марией Алексеевной и патриархом Иоакимом.

В ходе «прений» царевна взяла на себя главную роль, доведя вождей староверов до неистовства и продемонстрировав выборным стрельцам, что их проповедники — враги государственного порядка и буяны. Хитроумнейшими маневрами она избежала вспышки бунта, затянула «прения» до вечера, когда толпы москвичей стали расходиться по домам, привлекла на свою сторону часть стрельцов. Ночью, когда главные староверы остались одни с немногочисленными сторонниками, они были схвачены и вскоре казнены. Церковная иерархия была спасена^{10}.

Даже вернейшие сторонники Петра поняли, что пока восставшие могут вещать от имени царей, ситуация катится к катастрофе. Они доверились Софье — и та смогла, усыпив бдительность восставших, вывезти царскую семью из Москвы и «странным путем», уйдя от стрелецкой охраны и запутав погоню, спрятать ее за стенами Троице-Сергиева монастыря.