Царевна Софья

На другой день, восемнадцатого сентября, был отправлен в Москву, к патриарху, стольник Петр Зиновьев с грамотой об измене и казни Хованских. Милославский также поручил ему, по приказанию царевны Софьи, освободить всех, кто содержался в тюрьме старого князя. Однако комнатный стольник царя Петра Алексеевича князь Иван Хованский, другой сын казненного, выехав в ночь на восемнадцатое сентября из Воздвиженского, прискакал в Москву раньше Зиновьева и объявил стрельцам, что его отец, брат и Одинцов казнены без царского указа, и что бояре, находившиеся в Воздвиженском, набрав войско, хотят всех стрельцов, жен и детей их изрубить, а дома сжечь. Ярость стрельцов была беспредельна. В полночь раздался звук набата и барабанов, и вся Москва ужаснулась. Стрельцы немедленно бросились к Пушечному двору и его разграбили. Несколько пушек развезли по своим полкам, другие поставили в Кремле; ружья, карабины, копья, сабли, порох и пули роздали всем желающим; поставили сильные отряды для стражи в Кремле, на Красной площади, в Китай-городе, у всех ворот Белого города и во многих местах Земляного; воздвигли укрепления, загородили улицы насыпями и палисадами. Жен и детей своих со всем имуществом они перевезли из стрелецких слобод в Белый город. На всех площадях и улицах Москвы всю ночь раздавались неистовые крики мятежников, ружейные выстрелы, стук барабанов и скрип колес телег, везущих пушки и пороховые ящики. Среди этого смятения Зиновьев успел въехать в Москву. Приблизясь к Кремлю, он увидел, что ему невозможно туда пробраться для вручения грамоты патриарху, так как у всех кремлевских ворот стояли на страже толпы мятежников. Он вынужден был остаться в Китай-городе и решил пока исполнить другое поручение Милославского: освободить всех из тюрьмы Хованского.

Еле отыскав дворецкого Савельича, спрятавшегося с испуга на конюшне, Зиновьев строго сказал:

— Давай скорее ключи от тюрьмы! Царевна Софья Алексеевна приказала выпустить всех тюремных сидельцев.

— Не спросясь князя Ивана Андреича, я не могу, — отвечал Савельич дрожащим голосом.

— Ну так сходи на тот свет да спроси. Князю отрубили вчера голову за измену, и сыну его также.

— Как?! — воскликнул дворецкий, всплеснув руками. Он давно служил у Хованского и искренно был к нему привязан. — Ах, мои батюшки! — завопил Савельич, обливаясь слезами. — Отец ты мой родной, князь Иван Андреич! Пропали мы, бедные, осиротели без тебя!

— Ну, полно выть! Давай ключи! — закричал Зиновьев.

— Возьми, возьми, — сказал дворецкий, продолжая плакать и отвязывая ключи от кушака. — Я уж не дворецкий теперь. Ох, горе, горе!

Зиновьев выпустил всех из тюрьмы князя, и вскоре Бурмистров, никем не узнанный, торопливо шел к дому приятеля своего, куща Лаптева.

VIII

— Молись, Варвара Ивановна, молись, не отставай!. — говорил Лаптев жене своей, которая уже устала вместе с ним класть перед иконами земные поклоны. — Писание велит непрестанно молиться!

— Я чаю, скоро светать начнет, Андрей Матвеевич! Пора поесть сготовить!

— До еды ли теперь! По всему видно, что настали последние времена. Что это? Ну, пропали мы! Кажется, кто-то стучит в калитку. И опять из пушек палят! А колокола-то, колокола-то как звенят!

— Господи Боже мой, помилуй нас грешных! — прошептала с глубоким вздохом Лаптева.

Муж и жена начали еще усерднее кланяться.

Вдруг отворилась дверь, и вошел Бурмистров. От долгого пребывания в тюрьме он так похудел и побледнел, что не только ночью, в горнице, освещенной одною лампадой, но и днем можно было его счесть за мертвеца.

— С нами крестная сила! — воскликнул Лаптев, падая на пол и закрывая лицо руками. — Мертвые встают из гробов!

Лаптева, оглянувшись на вошедшего в: горницу и рассмотрев лицо его, закричала что было силы и полезла под кровать.

— Что вы так перепугались? — сказал Василий. — Я та-, кой же живой человек, как и вы. Встань-ка, Андрей Матвеевич, да поздоровайся со мной, мы уж с тобой давно не виделись.

С этими словами поднял он своего приятеля с пола.

Лаптев, всмотревшись пристально в лицо Бурмистрову и убедившись, что перед ним стоит не мертвец, а старинный друг его, заплакал от радости и бросился его обнимать.

— Жена! — кричал он. — Вылезай скорее!.. Господи, не ждал я такой радости!.. Да как это Бог тебя сохранил, Василий Петрович? Я уж давно по тебе панихиду отслужил… Варвара Ивановна! Да что ж ты не вылезаешь!

Лаптева, лежа под кроватью, от сильного испуга услышала только, что муж ее кличет.

— Прощай, Андрей Матвеич, прощай, голубчик мой! Пусть уж он тебя одного тащит, а я не вылезу! Приведи меня Господь на том свете с тобой увидеться!

— Авось и на этом еще увидимся! — сказал Лаптев, подходя к кровати. — Помоги мне, Василий Петрович, ее вытащить. Она так тебя перепугалась, что ее теперь оттуда калачом не выманишь. Да помоги, Василий Петрович! Видишь, как упирается, мне одному с ней не сладить!

Бурмистров, едва удерживаясь от смеха, подошел к Лаптеву, который с трудом тащил жену свою из-под кровати. Василий помог ему поднять ее с пола.

Варвара Ивановна в ужасе зажмурила глаза, замахала руками и потеряла сознание.