— Телефонная книжка Генина у меня была, только никак найти не могу. Поищу еще. А фамилия друга этого — Рябов. Он примерно одних с Генечкой лет. Выходит, ему сейчас должно быть… дай соображу… да, где-то примерно восемьдесят пять — восемьдесят семь… Жив-ли в такие годы-то? Хотя поколение наше крепкое, этого не отнять! Ты попытайся в справке узнать. Жил он, помнится, где-то в районе Красных ворот. Ну вот, милая, все тебе, как есть, рассказала. Ну, не поминай лихом старуху, звони, если что. И удачи тебе. Тебе очень нужна она, эта удача!
С тем баба Женя и оставила вконец растревоженную Тасю. Та, как трубку положила, к Эле кинулась и все ей рассказала.
— Видишь, значит правильно мы с тобой сделали, что на работу эту дурацкую согласились. Бабушка наша не побрезговала пойти домработницей, а нам чего ж нос воротить?! Не велики птицы!
Они попытались узнать телефон или адрес Виктора Петровича Рябова, но в этот день удача поманила и сразу отворотила свой нос. Ничего не получалось. Надо было отправляться в архив. Но временя ушло — неумолимо приближался отъезд…
Смутно было на душе у Таси, ох как смутно! Надо двигаться дальше, узнать адрес Рябова, выяснить, жив ли он… Надо исполнить волю Тонечкину. Добром или новой бедой обернется им эта дорога? Дорога по следу бабушкиной судьбы. По следу её последней мольбы. Путь в её сны… Пока этот путь принес им одни несчастья.
Так думала Тася и терзалась мыслью о том, что беды-то в ней самой. А не в снах, которые снятся… А Эля верила в эти сны. И знала, что сон мамин — тот, в котором бабушка гневалась, не принесет перемен. Он — предвестник новых несчастий. Как и этот странный звонок… Ей было не по себе. Она предчувствовала недоброе. И не хотела спать. Она боялась, что и ей может что-то присниться. И это случилось.
В ту же ночь — в ночь перед отъездом ей приснился сон. Эля плыла под водой. Знала: вода — это её стихия. Она жила там, дышала… И плыла свободно, легко, не гребя. Он не чувствовала своего тела, вернее, оно было другим. А каким — понять не умела, ведь не видела себя со стороны. Вода была совсем прозрачной, во всяком случае для нее. Там, наверху, над водой лился свет. А внизу… внизу были дома. Улицы. Скелеты деревьев. На них не было листьев. Так же как не было на улицах никого. Это был целый город. Он умер, но продолжал существовать под водой. И Эля вплывала в раскрытые окна, резвилась, словно рыбка в аквариуме, в незнакомых домах. Некоторые были пусты. В других сохранилась кое-какая мебель — кровати, столы. Они плавали в затопленных комнатах, поворачивались, отталкивались от одной стены и направлялись к другой. Они продолжали жить в мертвом пространстве…
Эле было любопытно её странное путешествие. Той, какой она была в своем сне, тому существу, которое резвилось в воде, были неведомы горе и страх. Только спокойствие. И иногда — тихая грусть. Ей было жаль опустелого города, хотя жалость её была совсем не похожа на человечью. Но девочка знала, что ей ведомы и другие чувства — совсем незнакомые в том мире, в котором она звалась Элей…
Заметно ускорив свое движение, она оказалась возле затопленной церкви и увидела большого и сильного человека, который изо всех сил плыл к поверхности, пытаясь вынырнуть, но сил и дыхания у него уже не хватало. Он греб только ногами и одной рукой; другой он прижимал к себе какой-то предмет. Эля не знала, что это за предмет, но понимала: для этого человека он даже важнее того, выплывет он или нет. Он не бросит его. И, конечно, не выплывет… Тогда Эля скользнула в воде, быстрая и невесомая, как летучая рыбка, и вытолкнула боровшегося с водой человека. Вытолкнула наверх. Не руками, не головой — это как-то само получилось, она и не знала как. Он забарахтался на поверхности, задыхаясь и отплевываясь, но этого она уж не видела — она была далеко…
Этот сон прервался резко, внезапно. Эля секунду лежала недвижно, как будто привыкая к тому, что она не в воде. Потом рывком села в кровати. В комнате, кроме неё и спящего Сенечки, кто-то был. И этот кто-то, не мигая, глядел на нее. Их взгляды встретились. И она тут же перестала что-либо чувствовать: то ли опять провалилась в сон, то ли потеряла сознание. И утром помнила только, что хотела кричать, звать на помощь, но ужас сдавил ей горло. И ещё помнила, что в комнате был огромный волк. Он сидел на полу перед её кроватью. Волк с горящими ненавистью глазами раскрыл клыкастую пасть, с клыков его капала слюна. А глаза у волка были человечьи.
И Эля решила, что ничего не расскажет маме. Той и так достается. У неё свои сны… Если не думать, не вспоминать, то кошмарный сон не вернется. Он просто не может вернуться — она этого не переживет. Потому что это не сон. Волк был настоящим! Она знала это так же хорошо, как и то, что ей скоро предстоит пережить нечто жуткое, страшное. Волк обещал ей это. Он пришел, чтобы убить её.