Царевна Волхова

После выпуска Тасю распределили в одну из московских школ. Самую обыкновенную. Она, как могла, старалась оживить и разнообразить программу, рассказывала о судьбах поэтов, о том, что за избранничество и дар слова им, как правило, приходилось платить, и дорого. Очень дорого. Часто — жизнью…

Она таскала своих учеников по музеям, устраивала поэтические вечера, иной раз прямо под открытым небом — где-нибудь на бульваре или «на Патриках», возила в Загорск, в Сергиеву Лавру… Часто сиживали они с классом за необъятным раздвижным овальным столом в бабушкиной, — а теперь её, Тасиной, квартире, уплетали пирожки, винегрет, сладкий-сладкий рулет с маком — струдель, который она выучилась печь у бабушки Тони. Ученики её обожали. Мальчишки тайно влюблялись…

Коле это не слишком мешало — он был всерьез увлечен наукой и не раз уверял Тасю, что ей предстоит стать женой Нобелевского лауреата! А вот коллеги… Их Тасина пылкость весьма и весьма раздражала. И что за идол такой — эта Корецкая А.П.?! Выскочка, девчонка, соплюшка! Опять же обычная история… Вскоре они всем дружным коллективом Тасю так обломали, что и вечерние прогулки по гудящей Москве, и чаепития за овальным столом все стало ей в тягость. Заклевали так, что пришлось сменить школу. И пошло, и поехало…

В ней зрел протест, а ненависть к обывателям разряжалась в домашних скандалах. От обиды и боли ей и муж-то казался порой слишком «пресным», слишком рутинною — жизнь. Она начала корить всех домашних и даже маленькую Элю за то, что эта самая жизнь с упорством ломовика вгоняла её в накатанную колею…

И все же… Какой теплотой были согреты иные вечера, когда Тася с дочуркой укрывались в детской и читали, читали… Эля самозабвенно полюбила «Властелина колец» Толкиена. Да и Тася, читая ей всю трилогию вслух, получала настоящее удовольствие. Из вечера в вечер — перед сном, когда по стене детской бродили тени и дом готовился к великому таинству погружения в ночь.

Тогда жизнь становилась полною тайного смысла, крепло их доверие друг к другу — тончайшая связь, которую не наладить, если нет между близкими по крови близости духа…

Из этого девичьего сродства, обогретого вечерами за книжкой, Николай мало-помалу стал выпадать. Его все больше раздражала манера «женщин», как он называл Анастасию с Еленой, обособляться и делать вид, что только им открылась тропинка к постижению высшего сокровенного смысла. Он понимал: хоть жизнь и опалила Тасины крылышки, но все же она не сдалась. Нет! Только стала более замкнутой, отужденной от всего и вся, кроме Эли.

Тут подкрались девяностые. Перестройка. Инфляция. Жить стало не на что. И Николай подался в коммерцию.

Года два мотался челноком — Польша, Турция… Потом завел киоск на Смоленке. Дальше — больше: взял у приятеля в долг под проценты довольно крупную сумму и открыл магазин. Все как надо оформил, с властями потолковал — власти им остались довольны… Видно, щедрость проявил — не поскупился. Хотя, попробуй-ка поскупись с префектурой! Закупил огромную партию товара, продавцов нанял, менеджера. Деловым человеком себя почувствовал. И соответственно — купил часы «Роллекс» и «Форд». Правда не новый, но с виду вполне «крутой».

Тася морщилась — вся эта мужнина кутерьма с первых дней стала ей ненавистна. Однако, терпела: муж семью кормит! Только совсем замкнулась мрачная стала, подавленная. И в комнатке у неё появился деревянный бар на колесиках.

Тут оказалось, что она вновь беременна. И как узнала, пританцовывать начала, песни петь, стоя у плиты. И все веселей они с Элей перемигивались за столом, все тесней вечерами прижимались друг к другу, перечитывая трилогию Толкиена. Бар был задвинут в чулан.

Работу она оставила с легкостью — долго упрашивать не пришлось… Днем принялась вышивать крестиком, говорила, смеясь, что когда подрастет Элькин братик или сестричка и прочтет ей наизусть «Сказку о мертвой царевне» Пушкина, — вот тогда работа её будет закончена. А сюжет вышивки — домик с башенкой, мезонином и открытой верандой, окруженный цветущим садом, — этот дом воплотится. Появится наяву. Дом, в котором сбываются мечты…

Вышивать Тася научилась у бабушки. Она вообще многое от неё переняла: и мечтательную задумчивость, и умение общаться с детьми как с взрослыми без сюсюканья и снисходительности. На равных. И ещё одному научила её бабушка Тоня — разговорам с живой природой. Тася, когда оказывалась в лесу, обязательно убегала от своих спутников, пряталась в самой чаще и говорила с деревьями. С цветами, с травой — со всем, что дышало и радовалось вместе с ней. Это был её мир. Мир, в который она не желала впускать никого…