Царьград. Трилогия

– Да мы и не думаем ничего подобного, – Алексей улыбнулся самой обаятельнейшей улыбкой, на какую только был способен. – Кто мы были на родине? Файзиль-ага, поди, вам уже рассказал? Нищие изгои, живущие впроголодь балаганщики, над которыми не смеялся только ленивый. Здесь же, быть может, мы начнем совсем другую жизнь.

– Начнете, – кивнула Каткарлыш. – Если я вам дозволю.

– О, госпожа…

Вдова нетерпеливо махнула рукою:

– Значит, говорите, над вами смеялись? Прекрасно! Я тоже хочу посмеяться! Развеселите меня…

– Но… мы должны подготовиться, прорепетировать, подобрать реквизит… Поставить смешную пьесу не так-то просто, моя госпожа!

– Так старайтесь! Сколько вам нужно дней?

– Дней?! Речь идет о неделях!

– Хорошо, неделя, – в голубых глазах черной вдовы блеснул ледяной холод. – Но это – крайний срок! И помните – от работы на пастбище вас никто не освобождал.

В глубокой задумчивости парни вернулись в кибитку. Пьесу… Вдова требовала веселую забавную пьесу! Легко сказать…

– Эх, были бы с нами Периклос или Леонид, – грустно улыбнулся Лука. – Уж они-то живо поставили б какую-нибудь комедию.

– Не спорю, Периклос и Леонид – славные мужи и знающие в своем деле, – согласился Лешка. – Но ведь и мы, вроде, не хуже, а?

– И что будем играть?

– А что вы предложите? Ну-ну, не стесняйтесь, парни, выкладывайте!

Ребята переглянулись, хмыкнули, ну и, предложили, конечно. Любимого автора Периклоса – Аристофана. Только не «Женщин в народном собрании», а «Птиц»… Хорошая, кстати, была пьеса, веселя, забавная – злая такая сатира. Лешке нравилась. Вот только актеров было мало.

– Да вовсе и не мало! – азартно возразил Лука. – Я птиц буду играть, Леонтий – богов, ну а ты, Алексей – людей, приносящих жертвы.

– Отлично придумали, нечего и говорить, – старший тавуллярий засмеялся. – Прямо так и представляется: «в роли толпы – народный артист России Алексей Смирнов»! А вообще, неплохо придумали… Порепетируем?

– А как же! Только коров под навес загоним, а то уже на нас дед Кабей недобро так коситься.

Дед Кабей – это был старый татарин, пастух, выходец из разорившегося, невесть как прибившегося к покойному Данияру, рода. Сам-то дед для парней никакой опасности не представлял – хотели б, так справились с ним одним ударом – но вот его псы. Здоровенные такие собачинищи, аж четыре штуки… Ну, не один волк покуда к стаду не подходил!

По ходу репеции Лешка и сам вспоминал сюжет пьесы – ленивых, обожравшихся людских подаяний, богов, алчно поглядывающий на жертвенный дым, полнимавшийся к небу… Этот-то дым и перехватывали коварные птицы, шантажируя богов призраком голода…

Каткарлыш хохотала до слез! И не только она, но и ее малолетний сынок Данияр, и слуги, и воины, из числа самых верных, допущенные в этот вечер в шатер. Что и сказать, «господа артисты» уж очень старались, очень…

Изображавший богов Лука строил такие уморительные рожи, что улыбнулся бы и самый неулыбчивый. Братья играли по-гречески – их реплики тут же переводил Алексей, не забывая и о своей роли.

В общем, пьеса понравилась.

– Задержитесь… – когда все ушли, вдова махнула рукой актерам. – Вот вино, – она кивнула на стоявший напротив очага кувшин – пейте… Вы не пока не правоверные, вам можно… Эти мальчики что, совсем не говорят по-татарски?

– Кое-что понимают… все ж таки жили под турками.

– Приятные юноши… Ого, зевают! Что ж, путь идут спать…

– А ты задержись… Расскажешь мне о Царьграде.

Царьград… Опять Царьград.

Близнецы откланялись и ушли.

– Царьград, – тихо протянул Алексей. – Кто его так называет? Татары?

– Русские… – вздохнула вдова. – И еще – литовцы.

Царьград…

– Налей мне… – кивнув на кувшин, хрипло попросила Каткарлыш. – Ну?!

Быстрым порывистым жестом она сорвала вуаль, сбросила с головы шапку и покрывала… Господи! Давненько уде не приходилось Лешке видеть таких ослепительных, огненно-рыжих волос!

– Что смотришь? – с вызовом сверкнули лазурью глаза. – Я тебя совсем не стесняюсь, ведь я – госпожа, а ты – мой раб. Моя собственность. Как хочу – так тебя и использую, понял?

– Вполне!

Алексей облизал губы, увидев, как женщина сняла с себя пояс… Молодая рыжеволосая красавица… Вряд ли ей было больше двадцати пяти лет…

– Налей мне еще вина… Подбрось в очаг дров… – командовала вдова. – Так! Хорошо! Жарко… Теперь иди сюда, к ложу… Сними с меня одежду… Ну!

Уж что-что, а это Лешку не надо было просить дважды!

Встал на колени… Осторожно расстегнул золотые пуговицы, снизу вверх… вот показались черные шелковые шальвары… пупок… грудь… белые атласные плечи…

– О! – зарычав, Алексей пооочередно впился губами в крупнеы розовые соски… В конец-концов он был всего лишь мужчина… Молодой мужчина, долгое время не видевший женщины…

Живо скинул одежду и с себя… Усмехнулся, поймав нетерпеливо-призывный взгляд…

Разорванные, полетели в сторону шальвары… Женщина застонала, подаваясь объятиям…

Алексей ушел только утром… На следующий вечер Каткарлыш вновь позвала его…

Вскоре в степь пришла весна, разлилась прозрачными ручьями, вспыхнула в росе тысячью солнц, разлилась бурным океаном изумрудных трав и желтыми цветами.

Весна.