Читаем Цари. Романовы. История династии полностью

Яковлев ошеломлен: значит, все напрасно. Он начинает длинный телеграфный разговор с Москвой. Он сообщает сведения, которые вполне дают основания Свердлову отказать Екатеринбургу: «Несомненно, я подчинюсь всем приказаниям Центра. Я отвезу багаж туда, куда скажете. Но считаю своим долгом еще раз предупредить Совнарком, что опасность вполне основательная… Есть еще одно соображение: если вы отправите багаж в Симский округ (это уфимская губерния – родина Яковлева. – Э.Р.), то вы всегда свободно можете его увезти в Москву или куда хотите. Если же багаж будет отвезен по первому маршруту (т. е. Екатеринбург. – Э.Р.), то сомневаюсь, удастся ли вам его оттуда вытащить… Так же, как не сомневаемся в том, что багаж всегда в полной опасности. Итак, предупреждаем вас в последний раз и снимаем с себя всякую моральную ответственность за будущие последствия…»

Но, к изумлению Яковлева, Свердлов глух: решение Москвы – прежнее. Яковлев должен доставить Семью в Екатеринбург.


На том же паровозе возвращается на поезд Яковлев. Поезд начинает двигаться обратно.

Из дневника Николая: «16 апреля. Утром заметили, что едем обратно. Оказалось, что в Омске нас не захотели пропустить, зато нам было свободнее, даже гуляли два раза: первый раз вдоль поезда, а второй довольно далеко в поле, вместе с самим Яковлевым. Все находились в бодром настроении…»

Николай был «в бодром настроении», ибо он еще не знал истинной причины поворота поезда. От него ее скрыли.

Из «Записок» Матвеева:

«Поворот объяснили повреждением одного из мостов».


И Николай продолжал верить – они едут в Москву. Путешествие на воле продолжается, а это означало, что у него будут столь любимые им прогулки. «С самим Яковлевым» – как не без усмешки записал он в дневнике.

Они шли вдоль вагона и разговаривали. О чем? О власти? О толпе? О революции? Или на любимую тему Николая: ссорятся люди, досаждают друг другу, а вокруг прекрасная мудрая жизнь деревьев, зеленого простора и вечного неба с вечными облаками.

Так закончилась последняя прогулка на воле последнего царя.

Но, проснувшись утром, Николай все понял… Он увидел по названиям станций: приближались к Екатеринбургу…

Яковлев приказал опустить занавески на окнах: он не сомневался, как их встретит столица Красного Урала. Догадывался и царь. Уже на подъезде к городу в поезде произошла удивительная сцена. Матвеев увидел, как в его купе зашел Николай и вскоре оттуда вышел: царь жевал черный хлеб. Увидев Матвеева, Николай смущенно обратился к нему.

Из «Записок» Матвеева: «Простите, Петр Матвеевич, я у вас без разрешения отломил кусок черного хлеба…» Я предложил Романову белой булки, которую ребята купили на одной из станций, так как знал, что горбушка хлеба, лежавшая на столике, была суха до чрезвычайности, я ее собирался выбросить на станции собакам…»

Император Всероссийский, грызущий горбушку черного хлеба, предназначенную собакам?…

Нет, другой и совсем несентиментальный смысл был в этой сцене…

«Я посмотрел на Романова и увидел, что он сильно взволнован и грызет сухую корку больше от волнения…»

Да, чем ближе к Екатеринбургу, тем больше он волновался… Он не хотел пугать Аликс и наверняка ее успокаивал… Но Матвееву он сказал правду.

«Николай сказал: „Я бы поехал куда угодно, только не на Урал… Судя по газетам, Урал настроен резко против меня…“

Он все еще надеялся, что «хорошие стрелки» из старой охраны что-то предпримут.


В 8 часов 40 минут утра вагон остановился среди бесконечных путей станции «Екатеринбург-1». Поезд стоял за несколько путей от ближайшей платформы.

Из-за опущенных занавесок царь увидел: несмотря на ранний час, платформа была заполнена бушующей толпой.

Ипатьевский дом ждал их…

Ранним утром 30 апреля шоферу гаража Уралсовета Федору Самохвалову велели подать мотор к дому на углу Вознесенского проспекта и Вознесенского переулка. Дом этот прежде принадлежал инженеру Ипатьеву, но совсем недавно по приказу Уралсовета хозяину дома было предписано освободить свой дом. Здание обнесли высоким забором и поставили охрану. И вскоре по городу распространился удивительный слух: в этом охраняемом доме будет жить Царская Семья. У дома стояла огромная толпа.

К подъехавшему самохваловскому мотору из ворот Ипатьевского дома вышел сам уральский комиссар Голощекин. Он велел Самохвалову везти его на главный вокзал «Екатеринбург-1». На вокзале Голощекин велел подождать, сбегал куда-то, потом вернулся и велел Самохвалову ехать на товарную станцию «Екатеринбург-2».

Все это был хитрый маневр Голощекина – для того, чтобы толпа у дома разошлась.

Из «Воспоминаний» Жилинского, комиссара жилищ: «Мы решили обмануть народ, пустить машины на „Екатеринбург-1“. А потом оттуда проехать на товарную станцию „Екатеринбурге“, откуда взять Романовых. Так и сделали. И весь народ ушел за машинами на станцию „Екатеринбург-1“.


Толпа неистовствовала… Из воспоминаний Яковлева:

«В воздухе стоял невообразимый шум, то и дело раздавались угрожающие крики… Беспорядочная толпа начала надвигаться на наш состав… Стоявшая на платформе охрана весьма слабо сдерживала натиск народа…

Перейти на страницу:

Все книги серии Радзинский, Эдвард. Сборники

О себе
О себе

Страна наша особенная. В ней за жизнь одного человека, какие-то там 70 с лишком лет, три раза менялись цивилизации. Причем каждая не только заставляла людей отказываться от убеждений, но заново переписывала историю, да по нескольку раз. Я хотел писать от истории. Я хотел жить в Истории. Ибо современность мне решительно не нравилась.Оставалось только выбрать век и найти в нем героя.«Есть два драматурга с одной фамилией. Один – автор "Сократа", "Нерона и Сенеки" и "Лунина", а другой – "Еще раз про любовь", "Я стою у ресторана, замуж поздно, сдохнуть рано", "Она в отсутствии любви и смерти" и так далее. И это не просто очень разные драматурги, они, вообще не должны подавать руки друг другу». Профессор Майя Кипп, США

Алан Маршалл , Борис Натанович Стругацкий , Джек Лондон , Кшиштоф Кесьлёвский , Михаил Александрович Шолохов

Публицистика / Проза / Классическая проза / Документальное / Биографии и Мемуары

Похожие книги