Цари-жрецы

Хети узнал, что раньше этот город назывался Кириат-Арба. Сначала это было просто небольшое поселение, где жили кочевники — предки Шарека. В те времена племя называлось анакимы, и происходило это название от имени их мифического предка Анака. Говорили, будто этот Анак был сыном человека по имени Арба — основателя деревни, давшего ей свое имя. По решению Арбы племя отказалось от кочевой жизни. По другим источникам, заслуживающим большего доверия, Арба назвал своего сына Анак, потому что так звали предка, чье имя дало название племени. Скоро поселение выросло в деревню с каменными постройками, которая стала называться Кириат-Арба. Анакимы продолжали жить на земле, разводя теперь, помимо овец, еще и крупный рогатый скот, благо, земли были богаты и пастбищами, и водой. Мужчины племени были высокими и крепкими — большое преимущество перед представителями других кочевых племен и оседлых жителей Ханаана, живущих на этой земле с незапамятных времен.

Со временем анакимы подчинили соседей: сначала кочевые племена, бродившие по близлежащим территориям, а затем и жителей окрестных деревень и городов. Начало этому процессу положил дед Шарека. Отцу же удалось объединить под своей дланью, когда уговорами, а когда и мечом, всех жителей Ханаана. Именно он сменил название города: древнее поселение Кириат-Арба превратилось в крупный город Хеброн, столицу вновь созданного государства. С языка ханаанеев слово «хеброн» как раз и переводилось как «союз, объединение». Хеброн стал столицей объединенных народов Ханаана под управлением царей-пастухов. Шареку пришлось войной усмирить некоторых царьков, возомнивших, что смерть его отца вернет им независимость. Он усилил мощь и расширил границы своей империи за счет присоединения городов северной части Ханаана, до поры до времени ускользавших из-под власти царей-пастухов. Территория государства расширилась в сторону севера, поэтому Шарек решил и столицу перенести севернее. Его выбор пал на Мегиддо, прославленный древний город. Там построили дворец, достойный могущественного царя, потом начались работы по укреплению города на случай осады.

— Должен сообщить тебе плохие известия, — сказал Шарек Хети.

— Твой слуга слушает тебя, господин, — отозвался Хети спокойно, не выказывая ни малейшего волнения.

— Речь идет о моей обожаемой дочери. Сначала до нее дошли слухи, что меня укусила змея, и она очень огорчилась, потому что любит своего отца. И очень обрадовалась, когда узнала, что я выздоровел и встал на ноги. Но, как рассказал слуга, который приносил ей вести обо мне, услышав, что я пообещал ее руку человеку, который меня исцелит, — а мне теперь придется сдержать слово — отдать ее своему спасителю, заявила: «Выбирать супруга я буду сама и не позволю выдать меня за первого встречного». Больше всего меня огорчает вот что: мой слуга успел ей сказать, что ее будущий супруг — египтянин.

Шарек замолчал. Он казался смущенным. Хети посмотрел на него вопросительно. Шарек продолжил свой рассказ:

— Так вот… Она сказала, что никогда не выйдет за побежденного из Черной Земли. Дескать, муж, которого ей предлагают, едва ли достоин стать ее рабом, потому что очень скоро все жители Египта превратятся в рабов ее отца. Она так разозлилась, что уехала из Мегиддо в Хеброн и поселилась в тамошнем дворце. И теперь я боюсь, что она не захочет вернуться к своему отцу…

— Если так, мой господин, — обратился к Шареку Хети, — не тревожься. Никогда я не стану навязывать себя женщине, которая меня ненавидит. Если мой господин и отец захочет, я освобожу его от клятвы. Я с радостью останусь твоим слугой, не будучи твоим зятем.

Закончив свою речь, Хети почувствовал облегчение: теперь никто не сможет сказать, что он предал Исет.

Но Шарек, очевидно, думал по-другому. Он громогласно заявил: