Царичина (СИ)

— Да-а… — только и смог произнести я, возвращая «серпастый и молоткастый» его законному владельцу.

— Ну что, Андрей Димитрович, убедились? — с иронией в голосе спросил Первушин.

— Вполне. — ответил я.

— Так кто таков этот Гитлер и что искали здесь его люди? — уже совсем серьезно спросил меня мой собеседник.

— Даже не знаю, с чего и начать… — развел я руками.

— Лучше всего — с начала. — иронично улыбнувшись, пошутил мой необычный знакомый, а я, вздохнув, приступил к повествованию.

Изложив как мог (и насколько помнил) историю Второй мировой войны и, совсем кратко, ее предысторию, я выпил последний глоток уже давно остывшего чая и откинулся на спинку стула.

— Хм, однако. — задумчиво произнес Первушин и, немного помолчав, добавил — Получается, нам очень крупно повезло, что удалось избежать той катастрофы, которая случилась у вас.

— Да у нас много катастроф случилось. — мрачно заметил я.

— Значит, у вас Болгария — не социалистическая страна? — прищурив глаза, поинтересовался мой необычный собеседник.

— Теперь — да. Но раньше была социалистической. — вздохнул я — Сейчас у нас тут дикий капитализм. Очень дикий.

— Вот как? Однако. Чем же вам социализм был плох?

— Не нам, а кое-каким силам в стране и, главным образом, за рубежом. Так называемые «демократические перемены» — их придумка. В Болгарии все началось 10 ноября 1989 года, а уж когда в 1991-м Союз развалили, то вообще грустно стало. Такая свистопляска началась, что «ни в сказке сказать, ни пером описать», а только шашкой их всех порубать.

После непродолжительного молчания Первушин попросил меня рассказать немного подробнее о событиях, последовавших после десятого ноября. Признаться, такая просьба меня несколько озадачила: изложить коротко и ясно суть нашей запутанной жизни в последние лет 30 человеку, очевидно не знакомому со здешними реалиями, будет, мягко говоря, непросто. Но, попытка — не пытка и, собравшись с мыслями, я принялся рассказывать.

Начав, как мне показалось, немного путано и робко, я постепенно увлекся и не заметил, как вошел во вкус, объясняя своему новому знакомому что такое «демократический переход», «приватизация», «разборки», Евросоюз и НАТО, а также кому и зачем понадобилось втягивать туда бывшие социалистические страны, кто такие российские «братки» и болгарские «мутри»[3] из девяностых и т. д. и т. п. В конце концов, извинившись за свой сумбурный и, возможно, эмоциональный рассказ, я умолк и одним большим глотком допил минералку из своей бутылки. Первушин, ни слова не говоря, куда-то вышел из комнаты, а возвратившись со стеклянной литровой бутылью в интересной оплетке из шнура, налил нам обоим немного воды и задумчиво спросил:

— Значит, Вы утверждаете, что этот… переход все еще не закончился?

— Во всяком случае так говорят политики, политологи, продажные журналисты и прочая сволочь.

— Все капитализм построить не можете? — криво усмехнулся Первушин.

— Да пес его знает!

Видя, что мне неприятна эта тема, мой собеседник спросил:

— Скажите, Андрей, какой сейчас у вас тут год?

— 2017-й.

— Хм, не такая большая разница — всего-то двадцать три года.

— Так у вас там 2040-й? — подсчитав в уме, спросил я.

— Да. И тоже лето. Кстати, а какой сейчас месяц?

— Начало июня. — ответил я.

— Интересно, у нас тоже.

Мы помолчали несколько минут, а затем продолжили нашу беседу. На сей раз уже Первушин рассказывал мне о своем мире, оставив «на сладкое» самое интересное.

— Извините, Андрей, я на минутку. — и скрылся в соседнем помещении, из которого почти тут же и вышел, держа в руках маленький плоский чемоданчик, оказавшийся их аналогом нашего ноутбука и поставил его на стол. Владимир Николаевич открыл крышку, включил компьютер и тут я снова был удивлен, правда, приятно — вместо привычного «Виндовса» на машине была установлена операционная система «Светозар», как пояснил мне Первушин, советского производства.

— Вот, смотрите — электронная карта СССР образца позапрошлого, 2038-го, года.

Вначале был показан общий план, в виде хорошо знакомой политической карты, где красным цветом была обозначена территория интересующего нас государства. Внимательно присмотревшись, я определил, что по своим очертаниям альтернативный СССР (если так можно выразиться) практически точно повторял очертания нашего Союза, не хватало лишь Калининградской области с одноименным городом, зато присутствовала Финляндия. Потом изображение медленно поплыло на восток и тут я даже привстал с места от удивления: Аляска и Алеутские острова были окрашены все тем же красным цветом.

— Ничего себе! Владимир Николаевич, так значит у вас Аляску не продали при Александре втором?

— Продали, за двенадцать миллионов долларов. За исключением острова Святого Лаврентия — он ведь к нам ближе.

— В нашем мире ее продали за семь с чем-то миллионов, можно сказать, подарили. Но как она опять у нас очутилась? Выкупили у америкосов?