Царица амазонок

Диана…

Сколько тебе теперь лет? Я пытаюсь представить тебя, но не могу вообразить, сколько времени тебе понадобится на то, чтобы меня найти. Я хотела еще раз поговорить с тобой, объяснить все, узнать, как ты поживаешь, но теперь уже слишком поздно. Катерина Кент говорит, что ты счастлива. Это меня утешает.

Я собираюсь передать тебе мой браслет с головой шакала, но не уверена, что хочу, чтобы ты стала амазонкой. Я просто хочу, чтобы у тебя был выбор. Слишком многим женщинам приходится взрослеть и жить без выбора. Мое самое главное желание – чтобы твоя жизнь была свободной. Всегда выбирай сама, не позволяй лишить тебя этого. И не позволяй другим убедить тебя в том, что выбор – не твое дело. Помни: храбрость возраста не имеет.

Я не знаю, где буду, когда ты это прочтешь, но если смогу, я найду тебя и кое-что шепну тебе на ушко. И первым делом вот что: никогда не сдавайся. В конце концов добро всегда одолеет зло.

С любовью,

Кара.

Часть VI Эпилог

Глава 42

Сбросил с тела тогда Одиссей многоумный лохмотья,

С гладким луком в руках и с колчаном, набитым стрелами,

Быстро вскочил на высокий порог, пред ногами на землю

Высыпал острые стрелы…

…В горло нацелясь, стрелой поразил Одиссей Антиноя…

…Целясь, стрелял в одного жениха за другим непрерывно

В зале пространном своем. И они друг на друга валились.

Гомер. Одиссея

Оксфорд, Англия

Мокрые от дождя, дремлющие шпили города приветствовали меня с таким безразличием, словно я никуда не уезжала. Ноябрьский воздух был немного холоднее, чем три недели назад, когда началось мое приключение, и все вокруг выглядели чуть несчастнее, перебегая от здания к зданию под дождем с книгами в обнимку. А в остальном ничего не изменилось. Консьерж едва глянул в мою сторону, когда я остановилась в вестибюле, чтобы забрать свою почту.

– Привет, Фрэнк, – сказала я, извлекая содержимое своей ячейки и удивляясь столь малому количеству писем после столь долгого, как мне казалось, отсутствия. – Есть какие-нибудь новости?

Фрэнк потряс обвисшими щеками с фальшивым сочувствием:

– Вроде не припомню. Разве что сегодня обещали солнце, а не дождь. Но посмотрим. Ох… Чуть не забыл. – Он потянулся к доске объявлений, чтобы снять с нее какой-то листок. – Джеймс Моузлейн звонил вчера вечером. Просил вас срочно перезвонить. Он оставил номер.

Мы оба посмотрели на цифры, нацарапанные простым карандашом.

– Швейцария? – переспросила я, удивленно глядя на код страны.

Фрэнк пожал плечами:

– Он только сказал, что это важно. Вот. – Он протянул мне листок с недовольной гримасой, желая поскорее избавиться от ответственности. – Вы бы лучше позвонили ему прямо сейчас.

Кабинет профессора Ларкина встретил меня не более дружелюбно, чем вестибюль. Ощущение пыльного запустения висело в воздухе, а несчастные гуппи плавали в аквариуме животами вверх. Бросив почту на письменный стол, я первым делом отправилась в ванную комнату и спустила телефонный номер Джеймса в унитаз вместе с дохлыми рыбками. Немного успокоившись, я вернулась обратно, включила все лампы и налила воды в чайник, готовясь провести долгий день в борьбе с отчаянием и попытках вернуть в свою жизнь некую упорядоченность.

Выходные я провела в поисках своих родителей во всех пансионах Корнуолла и наконец обнаружила их в кафе-кондитерской в Фалмуте. Мы вместе поехали вечером обратно в Котсуолдс и всю дорогу говорили о бабушке. После восемнадцати лет упорного молчания родителей словно прорвало, и они обрушили на меня воспоминания, не зная, на чем остановиться. Вместе мы выяснили, что нам известно, и сложили это с тем, что я узнала в Финляндии. В итоге стало ясно, что бабушка была подавлена горем и тяготами жизни, но на деле оказалась куда сильнее и куда разумнее, чем они думали.