— Знаем мы, как ты тактично намекаешь, — сказал Турецкий. — И, кстати, что тебе, если не секрет, известно про его дела?
— Про его дела мне, естественно, ничего не известно. Я вообще о его существовании узнал только сегодня утром. Но зато теперь я точно уверен, что они у него есть. Более того, скажу: даже не дела, а так, делишки.
— Были бы дела, он бы меня на хрен послал и в удостоверение не заглянул. А он нет. Проходите, пожалуйста. О чем вы хотели поговорить?
— Ну и о чем вы поговорили?
— Поговорили о чем надо. О Дмитрии Корякине. Такая трагедия, такой молодой! — Курбатов изобразил редактора. — Но про суть расследования ничего не говорит. Что называется, юлит. Я ему опять тактично намекаю, что, мол, скоро все станет известно и без его помощи. А он мне интересен исключительно для уточнения некоторых деталей.
— И он что, на это купился? — недоверчиво спросил Елагин.
— Купился. Я же вам говорю, что он не мафиози. Просто напортачил человек где-нибудь по мелочи. К проститутке там сходил или еще что. А про меня ведь как все думают? Саша Курбатов, рубаха-парень, что на уме, то и на языке. Если говорит, что знает, значит, не врет.
— Ну так и что же? — воскликнул Александр Борисович.
— В общем, несколько крупных фирм-производителей лицензированной продукции, диски там, компьютерные программы, заказали журналу «Пламя» подробное журналистское расследование-исследование пиратского рынка, чтобы выяснить, какого хрена все так происходит. Они поручили это Корякину.
— Почему ему? — спросил Турецкий. — Он же молодой и неизвестный.
— Во-первых, это его тема. Он уже раньше ею занимался. Во-вторых, у него юридическое образование. В общем, посотрудничал он месяц с ГУБЭП и статью свою подготовил. Должен был приехать подвезти. Они договорились на четыре часа. Не приехал. А потом стало известно, что его убили.
— То есть, когда Дмитрия Корякина убили, он вез статью в редакцию?
— Именно так. — Курбатов откинулся на спинку стула. — На данный момент это все. В редакции нам больше делать нечего.
— Молодец, Саша, — похвалил Турецкий, — по крайней мере, знаем теперь, откуда прыгать. Рюрик, а ты чем порадуешь?
— Никаких следов творческой деятельности в квартире Дмитрия Корякина не обнаружено. Компьютер идеально чист, как будто только что из магазина привезли. Так что никаких следов того, что человек занимался журналистским расследованием, в квартире нет: ни рукописей, ни фотографий, ничего. Но». — Елагин выдержал многозначительную паузу, — в ванной я обнаружил мобильный телефон Дмитрия Корякина. Там под раковиной такое углубление, вот там телефон и лежал. Очевидно, Корякин его забыл, когда уходил. Телефончик я уже отправил на проверку, так что, может, и обнаружим в нем что-нибудь полезное.
— Так, ребятки, — сказал Александр Борисович, — давайте и я с вами кое-чем поделюсь. Изучил я дело Ильи Смолина, которого обвинили в убийстве Корякина. Пахнет это дело, мягко скажем, дурно. Признался парень в мокрухе, как говорила Александра Ивановна Романова, а к утру окочурился. А парень к тому же ранее привлекался за наркотики. Так что героиновый передоз — и концы в воду. Вот такие дела. Слава Грязнов сейчас уточняет кое-какие детали, и, если будет хотя бы малейшая зацепочка, уже завтра у нас появятся первые допрашиваемые.
— Ну что, Александр Борисович, — оживился Курбатов, — может, тогда еще по одной? За зацепочку?
На столе зазвонил телефон.
— Саня, — услышал Турецкий в трубке оживленный голос Грязнова. — Есть информация. Я сейчас к тебе зайду.
В трубке раздались гудки.
— Черт знает что сегодня происходит, — сказал Александр Борисович Курбатову с Елагиным. — Нука стой!
Рука Курбатова, тянувшаяся под стол совершенно с определенным намерением, вернулась в свое прежнее положение.
— Сейчас Грязнов зайдет, — пояснил Турецкий. — С каких это пор Грязнов, перед тем как зайти, звонит по телефону?
Появившийся через три минуты Слава разрешил этот мучительный вопрос.
— А вдруг ты отдыхаешь, — ехидно сказал он, — а тут я как снег на голову.
Александр Борисович сделал вид, что ничего не слышал, и выжидающе посмотрел на Грязнова. А Курбатов с Елагиным тактично сделали вид, что ничего не поняли.