Царица Евдокия, или Плач по Московскому царству

Определенно можно сказать только то, что права на престол царицы Евдокии в трагический момент, наступивший после смерти императора Петра II, обсуждались как в Верховном тайном совете, так и в донесениях иностранных наблюдателей. Прямое мужское потомство династии Романовых пресеклось на 117-м году ее существования в России[53]. От введенного Петром принципа престолонаследия уже отказались, после смерти основателя Российской империи передачи власти по усмотрению самого монарха не получилось. Полагаться дальше на выбор наследника по усмотрению преемников Петра I значило предоставить опасный инструмент в руки фаворитов. Оставалось думать о женской линии династии Романовых, и здесь, как и во всех церемониях при дворе, преимущество принадлежало царице Евдокии — первой жене царя Петра. Только у нее самой не было не только желания, но и физических сил, чтобы хоть как-то участвовать в заседании Верховного тайного совета, решавшего вопрос о передаче власти.

Как свидетельствует донесение герцога де Лириа, описывавшего расклад придворных партий, сложившийся к моменту смертельной болезни Петра II, «первая сторона была Долгоруких», но их попытка предложить кандидатуру княжны Екатерины Долгорукой, обрученной невесты императора, провалилась. Она не имела поддержки даже внутри разветвленного клана князей Долгоруких, а попытка подделать завещание в ее пользу дорого стоила потом всему роду, без различия оттенков их политических позиций. Виднейшие князья Долгорукие, включая фаворита князя Ивана Долгорукого и его отца, закончили свою жизнь на плахе. «Вторая сторона была царицы, бабки покойного царя», — писал герцог де Лириа. Очень показательно, что испанский посланник, пользовавшийся преимуществом и отличием от всех остальных дипломатов, еще накануне развязки со смертью императора Петра II был убежден, что у царицы Евдокии Федоровны был шанс стать следующей императрицей. «Самые сильные люди на стороне царицы бабки и невесты. Это так очевидно, что я могу почти уверить его величество, — доносил он испанскому королю, — что в случае, если последует роковой удар, судя по мерам, которые уже приняты, на престол взойдет или царица бабка, или невеста — Долгорукая»^{310}. По его сведениям, царице Евдокии Федоровне «действительно предлагали корону; но она отказалась под предлогом глубокой своей старости и болезней»^{311}.[54] Более достоверен рассказ непосредственного участника обсуждения Феофана Прокоповича. По его словам, ответом членов Верховного тайного совета на упоминание ее имени было общее молчание: «Некто приговаривал и за бабкою Петра II, недавно из заточения освобожденною. Но сие прочие судили яко непристойное, и происшедшее от человека корыстей своих ищущего, самым молчанием притушили»^{312}. Кто был этот «некто» в Верховном тайном совете, последний раз попытавшийся вовлечь царицу Евдокию в свои расчеты, в точности мы так и не знаем. Наиболее вероятно, что это мог быть генерал-фельдмаршал и член Верховного тайного совета князь Василий Владимирович Долгорукий, которого считали «личным другом царицы». В более поздних показаниях на следствии по делу князей Долгоруких в 1739 году князь Василий Лукич Долгорукий говорил, что и князь Дмитрий Михайлович Голицын не исключал возможность найти того, кто подписал бы «кондиции» верховников в Москве, видя в этом намек на избрание царицы Евдокии^{313}.

В день смерти Петра II произошло нечто, чего мало кто ожидал от «верховников». По предложению князя Дмитрия Михайловича Голицына вспомнили о старшей линии династии Романовых, идущей от царя Ивана V. Так было названо имя будущей императрицы — вдовы курляндского герцога Анны Иоанновны.