Царица Хатасу

Обеспокоенная странным состоянием своей любимицы, Хатасу потребовала к себе Нейту и ласково попыталась заставить ее признаться в своем горе, обещая, если только физически возможно, удовлетворить все ее желания. Тронутая и признательная до глубины души, девушка отвечала — только слезами. Губы ее отказывались признаться, что она всеми силами души борется против роковой любви к Хоремсебу и что какая — то непобедимая сила, покорив рассудок и волю, влечет ее к красивому и холодному князю, который шутя разбивает сердца и жизни женщин, не любя ни одной из них. Краска стыда бросилась ей в лицо при воспоминании о едких и жестоких насмешках Кениамуна и других над отвергнутой любовью молодых безумиц, которые только смертью могли успокоить свои сердца. Неужели ей тоже признаться, что и она поддалась влиянию чар? Конечно, ее могущественная покровительница может расторгнуть ее брак и приказать Хоремсебу жениться на ней. Но может ли она также приказать ему любить ее? Каждая частица гордого сердца Нейты возмущалась при мысли о браке по приказанию фараона, от перспективы встретить насмешливый взгляд Хоремсеба, который предсказал ей безумие и уже посмеялся над ее поражением. Нет и тысячу раз нет! Лучше жить с Саргоном, которому она дала клятву.

Все эти бурные мысли волновали Нейту, пока она стояла на коленях у ног Хатасу и слушала нежные слова благодетельницы. Но стыд и гордость сковали ее губы. Она с трудом могла только пробормотать:

— Я не могу передать, что я чувствую. Меня преследует страшная тоска, отнимая сон и покой. Я избегаю дня, бегу от солнца, лучи его причиняют мне страдания, и только ночью или в темноте я нахожу призрачный покой.

Обеспокоенная и огорченная, царица отпустила ее, убедившись, что какой — то ужасный дурной глаз поразил Нейту. Она послала к ней лучших врачей Фив, чтобы излечить ее и прогнать злого духа, причинявшего болезнь.

Уже давно дурные вести, передаваемые Роантой, беспокоили Рому, и он всеми силами старался поскорее окончить дела, удерживавшие его в Гелиополисе. Получив ее последнее письмо, он бросил все и поспешил вернуться в Фивы.

Дворец Саргона был пуст и молчалив. Ни один гость не переступал его порога, так как хозяйка болела и никого не принимала. Тем не менее, слуги не остановили Рому. Всем было известно, что брат Роанты всегда был желанном гостем.

По указанию старого доверенного слуги, Рома направился прямо в любимую комнату Нейты, выходившую в сад. Подняв полосатую портьеру, маскировавшую дверь, он окинул комнату боязливым взглядом. В ней царил полумрак. В глубине комнаты, на мягком ложе лежала Нейта и, по — видимому, спала. У ее ног сидела старуха — кормилица. Морщинистое лицо выражало самое глубокое отчаяние. Она не сводила больших круглых глаз со своей госпожи. Рома жестом приказал ей молчать и выйти, затем, осторожно подойдя к ложу, сам наклонился над спящей.

Лихорадочный румянец играл на щеках Нейты. Тяжелое неровное дыхание вырывалось из полуоткрытых губ, по телу пробегал озноб, а маленькие руки, скрещенные на груди, нервно дрожали. Острая боль пронзила душу Ромы при виде этого страдания, и из его сдавленного сердца вознеслась к бессмертным горячая молитва.

— Нейта! — прошептал он, прикоснувшись к ее руке. Она проснулась и со сдавленным криком протянула ему руку.

Несколько горячих слезинок скатилось по щекам Нейты. Она посмотрела на своего друга с глубокой тоской.

— О, Рома! Спаси меня от меня самой. Останься со мной, чтобы я не упала в бездну, которая затягивает меня. Твоя чистая любовь излечит меня и прогонит… другую! — прибавила она тише. — Та не согревает, но жжет, разрушает и убивает.

— Успокойся, Нейта, и прогони всякий страх, не беспокойся о будущем. Только теперь я понимаю, как виноват, что так долго заставлял тебя страдать. Сегодня же я пойду к Сэмну и попрошу аудиенции. Надеюсь, завтра я смогу броситься к ногам царицы, сказать ей, какой ужас внушает тебе Саргон и умолять, чтобы она отдала тебя мне.

— Да, да! Ты один можешь быть моим мужем. Под твоим взглядом успокаивается гнетущая печаль. Только не оставляй меня, — пробормотала Нейта, прижимаясь пылающей головой к его груди, а он со страхом наблюдал за ней.

Тем не менее, он ничем не выдал своего беспокойства. Разговором или, быть может, тайным влиянием, которое имели на нее его голос и взгляд, ему удалось успокоить ее лихорадочное состояние.

Уже давно наступила ночь, когда он собрался уходить.

— Нам нужно расстаться, моя дорогая Нейта. Я хочу видеть Сэмну, и, кроме того, я должен явиться к великому жрецу. Но завтра утром я опять приду, и мы вместе все окончательно решим, прежде чем я увижусь с царицей.