Царица Хатасу

К ним — то и побежал Хоремсеб. Но по мере того как он приближался к ним, они словно отступали назад и потом внезапно исчезли. Снова ужас подступил к горлу, князь бросился в другую галерею, куда его поманил новый свет. Там была столовая. Вокруг его кресла стояли Хамус и Хапзефа с целой толпой евнухов. Они тут же окружили своего господина. Лица их были страшно бледны и искажены, а в руках они держали кубки с какой — то черной жидкостью. Глухими голосами они наперебой говорили ему: — Выпей этот яд. Его дали нам в благодарность за нашу службу и верность. Князь не знал о последних убийствах, совершенных Таадаром. От мысли, что здесь он тоже находит только тени своих жертв и что он один, живой, блуждает среди мертвых, в нем все перевернулось от ужаса, и он упал на каменные плиты, В ту же минуту огни погасли, и только слабый луч бледного света продолжал освещать террасу вдоль столовой.

С диким криком Хоремсеб вскочил, как будто его преследовали тысячи демонов, и бросился в сад. Но здесь его уже поджидали окровавленные женщины. То опережая его, то кружась вокруг него, они, казалось, увлекали его из аллеи в аллею и пронзали ледяным холодом, как только он останавливался.

В этом безумном беге он неожиданно очутился на площадке, где высился каменный пьедестал. Здесь он восседал, а у его ног шумела одурманенная толпа человеческих существ, служившая ему забавой. Золоченое кресло исчезло, гирлянды цветов тоже. Луна освещала только каменные ступеньки и белые колонны, поддерживавшие крышу жертвенника. Ему казалось, что там, на этой высоте, он будет в безопасности от своих преследователей, к тому же силы его были совершенно истощены. Обливаясь потом, тяжело переводя дыхание и спотыкаясь на каждом шагу, он взбежал по лестнице и забился в самый дальний угол ниши.

Кругом все было спокойно, отвратительная свита исчезла. Страшно изнуренный, Хоремсеб прижал руки к разрывающемуся сердцу и закрыл глаза. Но внезапно он вздрогнул от того, что до него донеслись беспорядочные звуки и отдаленное пение. Мало — помалу этот шум приближался и становился ясней. Он напоминал свист ветра во время грозы, с тоскливой жалобой затихавший вдали. Затем грянула дикая мелодия, которой вторили громкие крики и шум оргии.

Князь выглянул, замирая от ужаса, на площадку, которая начала заполняться людьми. Там скользила вереница певиц с арфами в руках. Их бледные пальцы блуждали по струнам, посиневшие губы раскрывались для пения. Воздушные танцовщицы, сквозь прозрачные тела которых видны были окружающие деревья, танцевали без устали и без отдыха, потрясая своими белыми покрывалами и кружась в каком — то адском хороводе. Вокруг толпились молчаливые люди с бледными и неподвижными лицами. Это был двор чародея, который он держал в плену в своем дворце, и теперь все, как прежде окружало и развлекало его. Только все, что здесь жило, работало и забавляло господина, погибло во цвете лет. Это развлечение для господина — палача было теперь адской местью. Забившись, как дикий зверь, в глубину ниши и обливаясь холодным потом, смотрел Хоремсеб на это ужасное зрелище. Он хотел бежать, но не смел этого сделать — на ступеньках лестницы сидела Нефтиса со своими спутницами. Только бы он стал спускаться по лестнице, она бросилась бы на него, и его поглотила бы черная, непроницаемая бездна, которую видела Нейта. Нет, он был в плену и должен был смотреть на эти танцы, слушать это пение. В этой дикой и нестройной мелодии, казалось, воплотились все неудовлетворенные страсти этих страждущих душ, слышались все желания человеческих сердец, стремящихся к жизни. Кто не знает этой болезненной музыки, воспевающей борьбу человека с божеством, добра со злом?

Эти звуки, подобно острым стрелам, пронизывали истерзанное сердце преступника. Они кричали ему всеми своими вибрациями: «Попрание законов Божиих вымещается на тебе самом, это собственные злодеяния приносят тебе страдания. Слепое существо! Убивая в своей ненависти, ты разрушаешь только тленную форму. Бессмертная же искра, обитающая в этой форме, преобразуется и идет дальше по великому пути вечной работы! Не забывай, что наслаждение преступлением мимолетно и за ним неизбежно следует наказание. По неизменному закону равновесия, совершенное тобою зло падет на тебя же, охватит твое слабое сердце и подвергнет его горю и искуплению, пока оно не очистится, сделавшись нежным и гибким, и будет способно отражать в себе божество во всем его бесконечном совершенстве!». Сам того не понимая, Хоремсеб во время этой адской ночи расплачивался за свои преступные наслаждения. Он считал себя неуязвимым в ту минуту, когда все рушилось под его ногами.