Царица лукоморская

– А потому, что ваши иноземцы, как сквозь стены хрустальные рожу Кощееву узрят, особливо, то выражение, с каким он на змеёныша смотрит, так со смеху помрут. А уж как змея вашего головастого увидят, когда его Дворцовый с ложечки кормит, так и вовсе, как твоя супруга по–хызрырски лопочет, придёт им однозначный «кирдык»!..

– Да я ж пока думаю, – пошёл на попятную Вавила, однако для себя отметив, что рациональное зерно в Лешачихином ворчание всё же есть. – Боюсь я, как бы царице родить не приспичило. Вот окажется посреди поля, одна…

– Обижаешь, царь–батюшка, – проскрипел Леший. – Да разве ж можно в Лукоморье одному остаться? Тут у нас ни днём, ни ночью такого случиться не могёт. Все всегда на виду, всё просматривается вдоль и поперёк, каждое слово у всех на слуху, а каждое дело, либо какое другое действо, как на ладони, со всех сторон видным делается.

– И то верно, – впервые согласилась с мужем Лешачиха. – На лугах луговики, а в полях полевик с межевичками зажигают, водяной, русалки, берегини в каждом дереве. А прочие? А тут ещё и мыши, и пичуги небесные, да любой зверь лесной или гад водный – все за царицей присматривают. Случись что, не дай Род, тут же сообщат, вмиг тревогу поднимут до самого Ирия. Нас всех уже Домовик твой упредил, с ситуацией ознакомил. Али думаешь, мы вот на краю леса, на самой опушке для собственного удовольствия сидим? Тоже, за бабой твоей, на лошадях помешанной, наблюдаем.

– Спасибо вам, лесные хозяин с хозяйкою! – поклонился Вавила и, прищурив правый глаз, ткнул в сторону Лешего указательным пальцем:

– А всё одно сын у меня народится! Поэтому ты и спорить не хочешь, потому что проиграть боишься!

– Кто не хочет? Я не хочу? Кто боится? Я боюсь? Да ты сам боишься, а я хоть щас! А я даже спорить с тобой не буду, настолько уверен! А вот, ежели, под дерево стволов навалить, чтоб промежуток небольшой остался, царица твоя на коне в промежуток тот между завалом и ветвями нижними впишется? А вот я думаю, согласно моему вразумению, так нет, не впишется! Либо конь ногами в завале застопорится, либо царица головой в кроне запутается. А вот ты как думаешь?

– Да она у меня любое препятствие возьмёт, особливо на коне, тут уж я спорить не буду, – махнул рукой Вавила. – Хоть под кроной прошмыгнёт, а хоть и над самой кроной сиганёт! Она у меня ого–го наездница!!!

– Э, царь, не юли! Теперь ты боишься!

– Кто? Я?! Да я хоть щас спорить буду. Да я на свою царицу весь годовой запас молочных продуктов поставить готов – со всего царства! – Вавила вскочил, засучил рукава и протянул Лешему ладонь. – Что? Боишься? А–ааа…. – с пониманием протянул он, бросив косой взгляд на Лешачиху. Та насупилась и недвусмысленно погрозила царю кулаком. – Да только не буду я с тобой спорить, – немного разочарованно сказал он, – ведь тебе–то и ставить нечего. Ты ж, Леший, ещё за прошлый спор мне медок да грибы с ягодой еженедельно на кухню поставляешь.

– Кому нечего на кон поставить? Мне? Мне, да?! Да я перстенёк волшебный поставлю, – и Леший достал из складок коры, покрывающей всё его тело, маленький перстенёк с бледным, розовым камнем: – Ну, ну, спорим?

– Спорим! – распетушился Вавила и, встав на носки, вверх руку протянул, стараясь ударить по сучковатой ладони.

Леший прыгать вздумал, да позабыл, что нитки на руках растянуты, запутался и вниз рухнул. Лешачиха клубок из рук выронила, давай ловить благоверного, и следом за мужем на Вавилу упала. Тут стук копыт послышался, из лесу на всём скаку жеребец вылетел, на нём царица Кызыма. Сидит на конской спине, словно в кресле удобном, за гриву лошадиную держится, и погоняет: «Чох! Чох!». Перемахнула она через завал, не заметив мужа под корягами, от которых лесных хозяев отличать так и не научилась, и в Городище понеслась.

– И конь в завале ноги не обломал, и наездница даже волоском кроны не задела – идеально взяла препятствие! – Восхищённо проскрипел Леший. – Выиграл ты, царь–батюшка, твой теперь перстень.

– Эх, – простонал придавленный царь, – опять на горячем жеребце, и опять без седла…

– Да, нелегко тебе с такой женой, – посочувствовал лесной хозяин.

– Ишь, какой негодник, а ты на свою жену смотри, а то тебе щас не легче будет! – Рассердилась Лешачиха.

– Други лесные, слезли б с меня, – попросил Вавила, – потом бы и разбирались меж собой. А то ведь на мне будто два ствола берёзовых али сосновых перекатываются.

Лешачиха на ноги поднялась, высоченная, кряжистая, руки что коряги, пальцы сухими сучьями в стороны торчат. Лешего с царя сдёрнула, да как зарычит:

– Чего добром разбрасываешься? Колечко волшебное продул, негодник! Вот как с молодости шельмой был, так шельмой и остался: споришь, когда не надобно и с кем ни попадя!

– А да что это с кем ни попадя? Очень даже с кем попадя: я ж с царём спорю! – заоправдывался проштрафившийся Леший.

– Про то и говорю – и ты шельма, и царь твой шельма! – Отрезала Лешачиха, не испытывая ни малейшего уважения к царскому титулу.