Царица печали

Сегодня Регина продолжает лежать и даже не думает вставать, ее мысли — о сне, который только что привиделся и пока еще оставался в памяти. Она почти никогда не запоминает снов, исключение — когда ей снится мать. «Мать мне всегда снится к Несчастью», — говорила Регина по телефону своей дочери. «Обязательно что-нибудь плохое произойдет, если во сне ко мне является мама», — говорила она. «Или если у меня левый глаз чешется, то к слезам, а уж хуже всего, когда мне и мама приснится, и сразу потом, как проснусь, левый глаз зачешется, тогда хоть совсем не вставай с постели, потому что, как пить дать, Несчастье ждет». Дочь обычно раздражается, ругает мать за суеверия и эгоизм, жалуется на свою жизнь и кончает разговор. Вот и сегодня: Регина проснулась, но не встает, она не в состоянии сбросить с себя сон о матери. Мать всегда снится ей молодой и красивой, такой, какой Регина помнит ее из своего детства, — не старой и больной, как на протяжении большей части жизни, а молоденькой, стройненькой, почти девочкой. Как тогда, когда она позировала для портрета этому чудаку; Регина помнит тот день, помнит, как в подарок на день рожденья отец заказал портрет матери одному известному художнику; Регина сидела в сторонке и скучала, а маме пришлось неподвижно просидеть на стуле битых два часа. Но стоило маме спросить, может ли она пройтись по мастерской, чтобы, что называется, расправить кости, может ли посмотреть, как идет дело, как тот взбеленился; мама была такой хрупкой, а на этой его картине вышла хоть и красивая, но какая-то продолговатая, а после войны оказалось, что это большая ценность, потому что тот художник-эксцентрик мало того что руки на себя наложил, так еще и вошел в моду; художники всегда становятся знаменитыми после смерти, наверное, чтобы сами ничего на своих картинах не смогли заработать, так уж придумали эти обманщики-аукционисты, короче, если бы мама, такая бедная да больная, знала, если бы она эту картину сумела продать, только вот подевалась куда-то картина во время военных скитаний, переездов — что там картина, кто бы тогда с картиной стал возиться, — вот и проболела мама полжизни, а лекарства дорогие, и жизнь дорогая, и здоровье дорогое, все так дорого, даже смерть: похороны, гроб, ксёндз, надгробная плита, всегда какие-нибудь хлопоты. Регина помнит страшные слова, сказанные матерью перед смертью: «Доченька, я только потому так долго зажилась, чтобы вам не причинить беспокойства, а то столько эти похороны стоят. Теперь, когда вы немного встали на ноги, я уже спокойна». Помнит, только они встали на ноги с мужем, так мама и умерла. С тех пор ей только мама и снилась; когда-то, в молодости, ей, может, что другое и снилось, при муже ей, может, муж снился, когда дочка жила с ними, то, может, и дочка снилась, но сегодня Регина не помнит ни одного из своих снов, единственное, что осталось у нее в памяти, — это мать, молодая, хрупкая, позирующая художнику; только это всегда плохое предзнаменование. Она хорошо помнит, что перед покушением на папу римского ей тоже снилась мать, и перед катастрофой в Кабатах[10], и перед мужниным инфарктом, и когда он уже выглядел лучше, когда уже совсем казалось, что со дня на день его выпишут, ей приснилась мать, и тогда Регина не понесла в больницу ни яблоки, ни компот, ни рубашку новую, для него приготовленную к выписке, а оделась во все черное и пошла, а в больнице спросили: «Откуда вы узнали? Мы ведь вам еще не сообщали». — «Потому что мне сегодня мама снилась», — ответила она.