Царица Прасковья

…Государыня моя тетушка…

содержи в своей неотменай милости: ей, ей, у меня краме тебя, свет мой, нет никакой надежды!., (матушка моя, царица Прасковья) гневна на меня; и мне, свет мой, печална, што нас мутят… и ни чем не могу радоваца; толка радуюсь, матушка моя, твоею милостью к себе… Попроси, свет мой, миласти у дарагова Государя нашева, батюшка дядюшка, оба мне, штоб показал мкласть; мое супружественнае дела ко окончанию привесть, дабы я болше в сокрушении и тер пени от моих зладеев ссораю к матушке не была… неснозна, как нами ругаютца! Если бы я таперь была при матушки, чаю бы чуть была жива от их смутак…

…Ей, ей, матушка, моя дарагая тетушка, краме Бога и дядюшки, и тебя, свет мой, не имею на свете радости в моих печалех…

Анна к царице Екатерине. 4 июля 1719 г. и 26 февр. 1720 г.

Первый жених сыскался для царевны Анны Ивановны в лице молодого герцога Курляндского Фридриха-Вильгельма, племянника короля Прусского.

Об этом браке говорено было еще в октябре 1709 г. на свидании Петра с королем Прусским в Мариенвердере. Дело было тут же улажено, оставалось герцогу посвататься. Дорожа могучим соседом, герцог не заставил себя долго ждать, и в июле 1710 г. его уполномоченные заключили супружеский договор. После ратификации договора герцог получил приглашение приехать в столицу, куда и прибыл в сопровождении фельдмаршала Шереметева в августе 1710 г.[50]

Государь принял его с необыкновенным радушием; царевна Анна, по убеждению матери, написала к нему любезное письмецо на немецком языке, чем заявляла успехи своего обученья у Остермана-старшего; наконец, Прасковья Федоровна угостила на славу дорогого гостя. Жених довольно близко сошелся с членами царского семейства; вместе с ними принимал он участие во всех пирах, церемониях и празднествах. В сентябре в честь герцога произведены были всем флотом маневры. Государь развлекал Фридриха то фейерверками, то пальбой, то катаньем в обществе дам, то гулянками в среде дорогих собутыльников. Между ними герцог явил несомненный талант — пил до невозможности; чуть не заливался он русским пенником, а 10 декабря 1710 г. едва не погиб, но не от пенника, а от невской воды: в ночь, при сильном морском ветре, поднялась страшная буря; вода выступила из берегов и между прочими строениями едва не унесла тот дом, где мирно почивал жених из Курляндии[51].

Мы не имеем вполне достоверных данных, по которым могли бы объяснить, почему выбор герцога упал не на пухлую, бойкую, румяную царевну Катерину, а на смуглую, угрюмую и рябоватую Анну. Позволяем себе только догадываться, на основании некоторых фактов, что со стороны герцога выбор не был произволен. В герцоге не было ничего такого, что могло бы вызвать большую симпатию Прасковьи. Царевна Катерина была любимицей матери, снискала особенное расположение дяди, — и вот царица и царь решились обождать для нее нового и, может быть, более удачного жениха.

Впрочем, и настоящая свадьба послужила достаточным предлогом для нескончаемого ряда празднеств: и денных и ночных, и на земле и на воде. По свидетельству современника, «невероятное» число пороха растрачено было при этом, так как каждый тост, — а им не было числа, — сопровождался 11 пушечными выстрелами.

Свадьба назначена была 31 октября 1710 г. За несколько дней о ней оповестили с большими церемониями. В день свадьбы, в девять часов утра, сам государь в качестве обер-маршала, в сопровождении знатнейших кавалеров, на шлюпках отправился к Прасковье. Впереди гремел хор немецких музыкантов; на средней барже красовался царь — в алом кафтане, с собольими отворотами, серебряной шпагой на серебряной портупее и орденом св. Андрея на голубой ленте. На голове вместо шляпы был напудренный парик, а в руке большой маршальский жезл, у которого на пестрых лентах висела кисть, украшенная золотом и серебром.

А между тем в доме царицы все уже было готово: невесту окружали мать, сестры, царевны-тетки и знатнейшие русские дамы, все в нарядных немецких платьях.