Царица Савская

Он повел меня вниз, в подземную комнату глубоко под дворцом, освещая нам путь высоко поднятым факелом. Из этих подземных комнат мы не раз ускользали в туннели, а по ним за пределы стен Иерусалима. Но он же не собирался покидать город, когда долина за ним заполнена пилигримами!

Однако в этот раз он повел меня по коридору в сторону, противоположную сокровищнице, за склады и погреба. В конце прохода мы наткнулись на неприметную дверь с замком.

— По этому туннелю я могу войти в храм, — объяснил он, указывая на темный проход в стороне от нас. Мне показалось или оттуда долетел слабый запах благовоний?

— Чтобы появляться во время ритуалов, как волшебник, в мгновение ока?

Он засмеялся, и на его смех откликнулось эхо сырых подземелий. Я плотнее запахнулась в мантию, здесь, внизу, холод был почти таким же, как снаружи.

Дверь поддалась после долгих усилий, и я смеялась, держа для него факел, пока Соломон ругал вначале ключ, затем замок, а вслед за ними кузнеца, который выковал строптивые запоры.

— Ты спросила меня однажды, что находится в храме.

— Ты сказал, что не можешь мне показать.

— Не могу. Зато могу показать тебе вот это.

Он отнял факел и повел меня в комнату. Тени заметались по стенам, танцуя на коллекции драгоценностей: ламп на подставках, золотых котлов, курильниц почти что в мой рост и на том, что оказалось львом, почти таким же, как золотые стражи по обе стороны его трона. Несколько сундуков с инкрустацией слоновой костью и драгоценными камнями выстроились у стены, на них лежало то, что показалось мне свертками тканей, завернутыми в пыльный лен. Мы добрались до странного объекта под покровом, стоявшего в дальнем углу комнаты, точнее искусственной пещеры. Соломон снова отдал мне факел.

— Ты часто спрашивала меня о богах. О Яхве, непроизносимом имени. — Он схватился за края шерстяного покрывала и медленно стянул его на пол.

Я тихо ахнула и отступила на шаг.

Два золотых херувима, широкие крылья которых почти что касались склоненных голов, стояли на коленях на золотом ковчеге с тонкой филигранью, бегущей по верхней кромке. Вся конструкция, с венчавшими ее херувимами и их расправленными широкими крыльями, была высотой почти что как мой маркаб, однако уступала ему в ширину. Я присела на корточки, чтобы рассмотреть лица херувимов, отметила рисунок на передней панели, конические ножки.

— Из чего он сделан?

От уголков его глаз разбежались веселые морщинки.

— Из акации.

Я позволила себе резкий вздох.

— Как мой маркаб.

— Мы тоже носили ковчег на битву.

Рядом лежали два длинных шеста, и я рассмотрела отверстия, в которые они должны были вставляться по обе стороны коробки — и вновь похоже на мой паланкин.

— Разве он не должен стоять в храме? — спросила я, поднимая взгляд.

— Он стоит… и не стоит, — ответил он с таинственной улыбкой. — Во время постройки храма я тайно заказал скопировать ковчег. На случай, если настанет день, когда ковчег потребует защиты. Его уже отнимали у нас раньше — филистимляне, — тихо добавил он.

Я вновь принялась изучать его, понимая теперь, что лишь благодаря этому ковчегу маркаб обрел свою славу и значение. Но в то время, как мой маркаб был символом моего правления и принадлежал правящему племени, этот ковчег олицетворял трон Яхве и самобытность его народа. Бог и народ, на одном ритуальном сиденье.

— Мой собственный ковчег лишь копия утраченного во время военных кампаний моего деда. А как ты убеждаешься, что это именно копия?

Соломон всмотрелся в него поверх моего плеча, а затем указал мне пальцем.

— Копия совершенно идентична, за исключением одного. Вот здесь мастер сделал ошибку. — Он показал мне маленькую вмятину в золоте возле самого угла. — Но я не повелел ее исправить, чтобы иметь возможность увидеть разницу.

Мои пальцы коснулись указанного места. Показалось ли мне или Соломон действительно вздрогнул, когда я коснулась ковчега? Я отстранилась.

— Ты не смогла бы сделать этого и выжить, — сказал он, — будь это истинный ковчег и признай он тебя недостойной.

Я выпрямилась.

— Никто не прикасается к нему? Тогда какже его переносят?

— Только левиты, песни которых ты слышала в храме, могут нести ковчег.

— И другие жрецы не завидуют?

Он покачал головой, прослеживая взглядом широкие крылья херувима.

— Нет. Они боятся. Весь Израиль и те, кто за пределами его, кто понимает, что такое этот ковчег, и знает его историю, расступаются передним, как море, и не смеют поднять глаза.

— Тогда поистине он будет незаменим в битве, — тихонько выдохнула я.

— Теперь ты видела мой величайший секрет. Ни одна из моих жен никогда не видела ковчега. И не увидит, — ответил он, глядя на меня.

— Спасибо тебе, — сказала я искренне, благодаря не только за это, но и за то, что впервые в жизни подошла так близко к богу. Я тоже понимала, что, согласившись остаться, никогда бы не увидела ковчега. Это была тайна, в которую нельзя посвящать никого, нигде, в особенности — среди его народа.