Царица Шаммурамат. Полёт голубки

В глазах Баштум появились слёзы. С уст сорвались горькие слова:

— Нет правды для бедных людей на этом свете!

— В одном он прав, — произнесла Ану-син с задумчивым видом; глаза у неё стали большими, глубокими, как омуты. — Отчего то чудовище не напало на меня? Что его остановило?

Баштум опустилась на колени и с тихим стоном закрыла глаза руками. Она плакала, и слёзы текли и сбегали по её щекам, по её рукам.

— Почему ты плачешь? — склонилась к ней Ану-син.

— Я так испугалась за тебя, дитя моё! Ведь только ты у меня и осталась…

— Но ведь со мной ничего не случилось, — удивлённо пожала плечами девочка. — Тот зверь даже не тронул меня.

После минутного колебания Баштум ответила подавленным голосом:

— В этот раз всё обошлось, хвала милосердным богам! Но ты должна знать, что есть жрецы, которые приносят к реке связанные по рукам и ногам беспомощные жертвы и оставляют на растерзание зверю. Будь бдительна, Ану-син: если увидишь человека в маске льва, чьё тело обёрнуто в покрывало алого цвета, беги от него так быстро, как только сможешь.

— А эти жрецы… какому божеству они служат? — спросила Ану-син без страха, зато с любопытством.

— Имя их бога лучше не произносить вслух, — прошептала Баштум. — Но иногда его называют Красным драконом.

— Этот бог — дракон? — изумилась Ану-син, в восторге широко распахнув глаза.

— Говорят, Красный дракон жил уже в те далёкие тёмные времена, когда не было даже богов, сотворивших первых людей…

— Ах, так он совсем старый! — воскликнула Ану-син с таким разочарованием, как если бы речь шла о её будущем муже.

Помимо своей воли Баштум улыбнулась в ответ на слова девочки и, обняв её за талию, привлекла к себе. Так и стояли мать и дочь какое-то время — крепко обнявшись, радуясь тому, что они есть друг у друга.

Над их головами летали острокрылые утки, и их крики резко звучали в застывшем, горячем воздухе. Великая река продолжала тихо нести свои воды, сонно колыхалась ряска у берега, да порхали над водой маленькие белые бабочки.

Глава 8. Долговая кабала

Баштум сокрушалась сквозь слёзы и обращалась к богам с упрёками и мольбой вперемешку:

— Ой, горе горькое, у нас больше нет ни капли масла. А о зерне, — что уж говорить, лепёшки не из чего испечь! И то правда: бедному лучше быть мёртвым, чем живым! Несправедливо караешь ты нас, обездоленных сирот, всесильный Эллиль, владыка жизни и смерти! Слишком долго не смягчается твоё сердце! Я бедна и не могу доказать тебе свою преданность щедрыми приношениями. Но, смиренно склоняя пред твоим величием голову, даю обет пожертвовать на твой алтарь чашу белой муки и чашу кунжутного масла со своей первой платы за работу у Ахуни…

Маленькая женщина, упав на колени, колотилась лбом о землю; выпрямляясь, она поднимала взгляд к небу и, кланяясь, опускала его.

— Мама, отдай меня кому-нибудь внаймы, — наконец, не выдержав жалоб матери, сказала Ану-син. — Я пойду батрачить к Ахуни вместо тебя.

Ахуни был одним из самых богатых людей в общине, он держал батраков, откармливал и продавал на карумах* коз и даже волов. Но в алу Поющие Колосья все знали, что козам и волам жилось у Ахуни лучше, чем батракам.

— Погуляй ещё, мала ты, — Баштум приласкала девочку. — Твоя жизнь и без того будет нелёгкой. Ещё натерпишься. Да и для того ли владычица Иштар создала тебя такой красавицей, чтобы над твоей нежной юностью глумился грубиян Ахуни. Завтра на рассвете я пойду к его дому. Как-нибудь обойдётся…

Но не обошлось. Ослепительный диск Шамаша ещё не сошёл с небесной выси, как у хижины на берегу появились люди во главе с яйцеголовым Зер-укином.

— Я же обещал вернуться за девчонкой! — злобно выкрикнул вершитель правосудия, ступив во двор с обугленным деревом посередине.

Появление Зер-укина, о котором Баштум не хотелось даже вспоминать, привело её в замешательство, и она растерянно уставилась на него.

— Тебе ведь не нужно напоминать, что делает кредитор с теми, кому нечем отдавать долг? — Грозно надвинулся на маленькую женщину служитель Шамаша.

— Хозяин забирает у должника жену, сына или дочь, — смиренно ответила Баштум.

И тут же с мольбами припала к стопам Зер-укина:

— Я знаю, таким, как ты, надлежит воздавать почести, и я воздаю их тебе! Возьми меня вместо дочери! Будь милосерден!

— Глупая старуха! — Вершитель правосудия плюнул от досады и презрения. — Я уже говорил, что от тебя господину Залилуму будет меньше проку, чем от навозного жука!

— Сжалься, — продолжала умолять его Баштум, стоя голыми коленями на раскалённом песке, — попроси почтенного Залилума отстрочить уплату — ведь скоро начнётся уборка урожая.

— Просить Залилума? — вскричал лысый и сердито взмахнул своим жезлом, рассекая густой знойный воздух. — В своём ли ты уме, женщина? Да у него десятки таких должников, как ты. Если он будет всем отстрочку давать, у него ничего не останется. Закрома его опустеют! Сжалишься над одним, все кинутся, сожрут всё до последней крошки!