Царица Сладострастия

Мы условились, что я возьму это дело на себя. Принц Евгений часто навещал меня; его дружеское расположение ко мне сохранилось даже тогда, когда он разгневался на герцога; мы до сих пор состоим в переписке. Итак, я пригласила его к себе и с чрезвычайной осторожностью сообщила ему об изменении намерений его высочества. Евгений метал громы и молнии, к чему я была готова. Он кричал, бушевал, ругался, в основном по-немецки, что с ним часто случалось, и забылся настолько, что произнес несколько бранных слов. Я не останавливала принца, решив, что попытаюсь успокоить его, когда он сможет воспринять мои доводы. Но Евгений не дал мне на это время:

— Сударыня, я вас покидаю, велю сложить сундуки и возвращаюсь в Вену, чтобы рассказать об этом предательстве. Что же касается моего кузена, он узнает мое мнение еще до того, как я уеду.

Принц ушел от меня в бешенстве и отправился к своему другу князю де Коммерси, а тот только воспламенил его яростью. В среде отважных людей было модно ненавидеть Людовика XIV, без конца проклинать его и даже презирать, что мне, например, казалось довольно смешной крайностью с их стороны.

Коммерси рассвирепел больше, чем Евгений, а тот не захотел даже повидаться со своим кузеном и написал ему письмо, о котором очень сожалел впоследствии; среди обычных людей такие письма приводят к кровопролитию, но в данном случае младший брат заслужил лишь великодушное прошение от старшего.

Князь де Коммерси придумал нечто получше: он послал принцу вызов по всей форме, приправив его крайне грубыми выражениями, к каким повелитель Савойи не был привычен. Теперь разгневался Виктор Амедей и, забыв о том, кто он такой, забыв об обязанностях государя и отца, велел ответить князю де Коммерси, что удостоит его поединка.

Камердинер герцога, очень испугавшись, пришел предупредить меня, несмотря на запрет своего повелителя. Я знала, что читать наставления герцогу бесполезно, поэтому послала за маркизом ди Сан Томмазо и рассказала ему, что произошло, добавив, что только он сумеет помешать этому безрассудству.

— Напомните Виктору Амедею, что у него есть семья и подданные, которых он обязан оберегать, и не позволяйте ему, словно какому-нибудь сорвиголове, устраивать перестрелку в открытом поле. В таком деле я никак не могу повлиять на него, к тому же женщинам не положено вмешиваться, когда обнажаются шпаги; честь мужчины — такая же тонкость, как честь женщины, хотя несколько иная, а подозрений в трусости опасаются все, хотя храбрость его высочества, слава Богу, известна.

Сан Томмазо был осторожен; он обладал большой властью над своим повелителем и удержал его, призвав на помощь весь государственный совет и генералов армии.

В это же время принц Евгений, немного успокоившись, пытался образумить Коммерси. Дуэль не состоялась, условия договора вошли в силу, и осада Валенцы на реке По, предпринятая двумя армиями, явилась его первым итогом.

За этим договором последовали договоры в Виджевано и в Павии, благодаря которым вся Европа признала нейтралитет Италии, что стало предметом особой гордости для Виктора Амедея, стремившегося в первую очередь освободить своих подданных от бедствий войны. Наконец, был заключен Рисвикский мир, а затем Карловицкий.

Все эти договоры были делом рук герцога Савойского, точнее, они стали возможны благодаря его влиянию, что принесло ему немалую славу. Своими действиями принц добился всеобщего мира, которому, правда, не суждено было продлиться долго, но в этом, разумеется, нет вины его высочества, как, впрочем, и других монархов. Завещание короля Испании вновь разожгло огонь разногласий — иначе и быть не могло.

Виктор Амедей передал дочери в качестве приданого графство Ницца, которое позднее удалось довольно легко взять обратно.

Невесту герцога Бургундского с нетерпением ждали во Франции, тогда как в Вене сожалели об отказе герцога отдать руку принцессы королю Римскому; император, судя по всему, оскорбился, но не слишком.

Естественным союзником Савойи был король Франции, и Виктор Амедей никогда этого не забывал.

XX

Принцессе, в своих детских ручках преподносившей Франции и другим государствам оливковую ветвь мира, было тогда самое большее лет девять. Никогда еще на долю такой юной невесты не выпадала подобная роль, и вряд ли кто-нибудь смог бы сыграть ее с большим совершенством, нежели Виктория Аделаида Савойская. Я уже несколько лет пристально наблюдала за ней; она часто приходила ко мне, и герцогини не видели в том ничего плохого; не по возрасту развитый ум и необыкновенная тонкость этого юного создания часто восхищали меня.

Она ни разу не произнесла ни одного лишнего слова, хотя, судя по всему, не в состоянии была оценить щепетильность наших взаимоотношений; она не говорила обо мне со своей матерью и упоминала при мне имя принцессы только в тех случаях, когда этого нельзя было избежать. При встречах же с герцогиней-матерью, напротив, она не упускала возможности сообщить ей, в каких восторженных тонах я отзывалась о ней, а меня постоянно убеждала, что ее бабушка очень расположена ко мне.