Царица темной реки

– Да, а эти две картины, особо ценные? – спохватился замполит. – По уму, их бы тоже куда-нибудь под замок упрятать надо…

– Необходимости не вижу, Сергеич, – сказал я, ухмыляясь. – У них и без того сторож хороший. Вот они, полюбуйся. Охотничий домик у тебя за спиной висит, а графиня Эржи – вот она, собственной персоной, можешь любоваться бесплатно, пока тут не музей и билетов не продают…

– Иди ты! Точно?

– Точнее некуда, – сказал я. – Мне дворецкий объяснил.

На охотничий домик он оглянулся мельком – а вот перед портретом юной графини (если ей и было больше двадцати, то ненамного) простоял гораздо дольше, и я его вполне понимал: редкостная была красавица, живи такая сейчас и назначь свидание – верст десять по грязюке бы отмахал…

– Красоточка была, – сказал замполит наконец, покрутив головой (он был постарше меня всего-то года на три и уж кем не был, так это сухарем). – Потанцевать бы с такой вальс на каком-нибудь балу…

– Рылом мы с тобой не вышли, Сергеич, – сказал я. – У тебя предки что делали двести лет назад?

– Ну, что… Барскую землицу пахали.

– Вот и рубил бы ты дрова возле кухни во время этого бала. У меня с родословной чуток получше, мои в те времена были вольными питерцами, в основном по аптекарскому делу, но и их кто бы пустил туда, где с графинями вальсы танцевали…

– Это понятно, – кивнул он и добавил с некоторой грустью: – А ведь танцевал кто-то…

– Боюсь, недолго.

– Это почему?

Я рассказал ему все, что слышал от Иштвана. Замполит выразился о пожилом ревнивом супруге непечатно – и отправился собирать свой актив. Решив не откладывать, я собрался позвать ординарца Пашу, чтобы собрал взводных и отделенных, но Верзилин сам возник на пороге, козырнул и отрапортовал браво:

– Товарищ капитан, там приехал какой-то комиссар из Дебрецена. Так и назвался – комиссар Временного правительства, вас спрашивает. Говорит, вы должны быть в курсе.

– В курсе, – сказал я. – Там с ним должны быть еще двое…

– Ага, есть такие. Только они явно вроде меня – ординарцы или что-то такое. Сразу ж видно, кто начальник, а кто подчиненный.

– А как ты с ними договорился?

– Так он по-русски говорит неплохо. Серьезный мужик, сами увидите… – добавил он загадочно.

– Ладно, зови. И на всякий случай насчет угощения там что-нибудь расстарайся, Иштвана озадачь.

– Это мы мигом, – заверил Паша. – Винный подвал вы заперли, а другое, с продуктами, запереть что-то никто и не подумал. Мама родная, чего там только нету! Окорока, колбасы, в леднике гуси-порося… Если прикинуть, всей роте на хороший ужин хватит.

Я подумал: пожалуй, нужно поручить Иштвану запереть и «продсклад». А потом помаленьку пускать на доппаек – все равно добру пропадать. Благо даже официальная формулировка есть: «На нужды действующей армии…»

Буквально через пару минут вошел комиссар – примерно моего роста, в венгерской военной форме без погон и офицерской фуражке (вместо кокарды – трехцветная ленточка цветов венгерского флага и такая же повязка на рукаве), с кобурой на поясе. По тому, как он снял фуражку, я сразу понял, что комиссар человек сугубо штатский – есть нюансы, которые наметанный военный глаз сразу отличит. Сначала он мне показался если не стариком, то безусловно пожилым: виски седые, и в волосах изрядно седины. Однако вскоре я понял, что ему, пожалуй, нет и сорока, судя по лицу без морщин. А когда он представился:

– Комиссар управления по делам искусств Янош Приклер.

И протянул руку…

На правой руке у него не было ногтей. Ни одного. Выглядело так, словно их аккуратно содрали, и достаточно давно – а кто еще мог тут заниматься подобными художествами, как не политическая полиция старого режима? Похоже, наш парень, правильный и проверенный, то-то и в комиссарах. Хлебнул, надо понимать, горького – отсюда и ранняя седина…

– Вот мандат, товарищ капитан.

Что ж, все честь по чести: бланк на плотной бумаге с грифом Временного демократического правительства, текст напечатан по-венгерски и по-русски, с венгерскими и советскими печатями. Комиссар Янош Приклер «и с ним двое сопровождающих». Управление по делам искусств. Что ж, серьезные ребята обосновались в Дебрецене – еще война не кончилась, еще Будапешт не взят, а правительство, даром что временное, уже озаботилось делами искусств. Правильные люди.

Он посмотрел через мое плечо на портрет графини:

– Значит, картины оказались у вас в комнате…

– Так получилось, – чуть развел я руками. – Какую отвели, в той и поселился. Кто же знал… Если это так для вас важно, могу уступить комнату вам. Приказано оказывать всяческое содействие…

– Ну что вы, товарищ капитан! – энергично запротестовал он. – Вы здесь в некотором роде хозяин, к тому же старший воинский начальник. К тому же (он улыбнулся – скупо, так что осталось впечатление, что человек этот улыбается крайне редко)… Конечно, это ценные картины, но все же не настолько, чтобы круглые сутки сидеть возле них с пистолетом… особенно в доме, где находится рота советских солдат.