ЦАРИЗМ И ТРЕТЬЕИЮНЬСКАЯ СИСТЕМА

Однако в позиции правых и националистов была та существенная разница, что, оправдывая роспуск Думы, правые одновременно резко нападали на. Столыпина. Сделано это было Пуришкевичем. О действиях предсе­дателя Совета министров, заявил он, «только один холоп может молчать». Столыпин «низринул авторитет и зна­чение Государственного Совета». Он «позволил себе со­считаться, крича всюду о закономерности, с председате­лем правых Государственного Совета П. Н. Дурново...», хотя его заслуги «не могут сравниться в смутные годы с заслугами П. Н. Дурново...» Он потребовал «выдать го­ловой себе своего политического противника, одного из самых выдающихся, сильных, мощных и талантливых людей России». Дальше шло главное. «Я понимаю,— говорил Пуришкевич,— стремление Столыпина попасть в Бисмарки, но для того, чтобы попасть в Бисмарки, нуж­но отличаться проницательным умом и государственным смыслом; а в этом поступке нет ни проницательного ума, ни государственного смысла..., ибо, говорю я, если Сто­лыпин за все время своего управления говорил об успо­коении и не добился успокоения, если он говорил об усиле­нии России и не добился усиления, то он этим шагом до­стиг и добился одного — добился полного объединения, за малым исключением, всего благомыслящего русского обще­ства в одном: в оппозиции самому себе» [302].

Октябристы, конечно, выступили в защиту попранной «конституции». Но их положение было трудное. Отвечая на упрек своего бывшего соратника Гололобова, справед­ливо заметившего, что октябристы не имеют никакого морального права для протеста, так как сами сидят в Думе благодаря изданному в нарушение Основных зако­нов третьеиюньскому избирательному закону, барон А. Ф. Мейендорф возразил: «Но... не все ли гг. члены Го­сударственной Думы заседают здесь по акту 3 июня?...» [303]. Таким образом, октябристы лишний раз разоблачили са­мих себя и Думу в целом.

Кадеты использовали «парламентский» кризис, чтобы вновь предложить октябристам пойти на «левый центр». «Ведь он (Столыпин.— А. А.),— говорил Милюков,— дав­но хочет от вас отделаться, и вот наступает для него удобный политический момент».' Шидловский оправды­вался, говоря, что «центр» своим поведением не давал основания правительству рассчитывать на то, что прове­денная им мера может встретить его согласие. «Я рад был бы этому объяснению, как я рад вообще настроению, со­зданному в нашем центре,— особенно если это настроение окажется прочным. Но я все-таки должен сказать: не по­тому к вам не обратились, что боялись вашего неодобре­ния, не потому, что боялись, что вы разрушите в корне эту меру, если о ней узнаете. К вам не обратились пото­му, что считали согласие ваше у себя в кармане». Дальше шло предложение союза: «Прошлого не воротишь. Не на­до скрывать от себя, что Дума ранена смертельно»[304].

Но октябристы и на этот раз во всем остались верны себе. Сразу же после роспуска Думы фракцией было «еди­нодушно постановлено»: 1) довести до сведения Столы­пина, что проведение законопроекта о западном земстве по 87-й статье фракция считает незакономерным и по­этому будет голосовать против него, когда он попадет в Думу; 2) в случае применения 87-й статьи внести зап­рос о незакономерных действиях председателя Совета министров; 3) в этом же случае обсудить вопрос о кол­лективном сложении с себя депутатских полномочий[305]. Накануне заседания, 12 марта, Родзянко, П. В. Камен­ский и др. посетили Столыпина и сделали ему заявление

в духе принятого постановления[306]. Дальнейшее поведе­ние октябристов красочно описало «Утро России» в статье Н. Лопатина «Герои отступлений». «Они опять отступают,— восклицал автор.— В этом отношении они неисправимы — хоть брось». Можно подумать, что лидер у октябристов не Гучков, а Куропаткин. Сначала реши­ли сложить с себя депутатские полномочия. Пробыли в этом состоянии минут двадцать, «потом скромно потупи­ли глазки и пошли назад». Возникла идея не утверждать бюджет и не дать денег на броненосцы. «Братцы, на­зад»,— закричал Алексеенко. Было предложено отвер­гнуть законопроект о западном земстве: «остановились, постояли и опять поползли назад». «Назад, бегом марш!» [307].

Последнее отступление октябристов было связано с выбором нового председателя Думы. Вначале они ре­шили выдвинуть «левого» октябриста Алексеенко. Это означало бы избрание председателя вторым, октябрист­ско-кадетским большинством. Однако прыти хватило не­надолго и победила кандидатура Родзянко. Он и был избран право-октябристским большинством. Газета Гуч­кова объявила выдвижение Родзянко «ошибочным ша­гом», заявив, что «левые» октябристы поступили «вполне правильно», голосуя против него[308]. Пикантность этого выступления обнаружилась две недели спустя, когда Родзянко в одном из своих интервью рассказал, что Гуч­ков приезжал к нему домой уговаривать баллотироваться в председатели Думы[309], в то время как публично он объявлял себя сторонником Алексеенко.