Царизм накануне свержения

ну. Но с научной точки зрения самообман в концепции Милюкова состоял в том, что она, во-первых, была идеалистической, а во-вто­рых, полностью отрицала совершившуюся революцию как конеч­ный итог всего предшествующего многолетнего развития страны. Согласно Милюкову, все дело было в негодных людях; окажись на их месте другие, годные, и никакой революции не было бы. О том, что сама эта негодность была не случайной, а закономер­ной, итогом-длительных процессов, происходивших в недрах само­державного строя, Милюков, изменяя себе как историку, вопроса не ставил.

Даже Маклаков, осмысливая прошедшее, делал шаг вперед по сравнению с лидером кадетской партии. Размышляя над причинами несостоявшегося дворцового переворота, который, «может быть (!) мог спасти положение», Маклаков, говоря о заговорщиках и их колебаниях, указывал на одну из причин та­ких колебаний, которая «ясна». Причина эта состояла в том, что «династия была обречена» даже в случае успешности переворота. «При Павле 1-м,— пояснял он,— было ясно, к кому после него перейдет русский престол». Но у Николая II фактически не было пригодных преемников. Для этой роли не годился ни «маленький, больной» наследник, ни Михаил, ни другие претенденты, поэтому «спасти династию было трудно даже переворотом» ³. Это уже был в какой-то мере исторический подход, хотя причину гибели монар­хии Маклаков усматривал лишь в физическом, умственном и мо­ральном вырождении династии, а не в вырождении, изжитости самого режима.

Такую попытку — объяснить причину гибели режима его соб­ственной природой — сделал Вишняк. Соглашаясь с мыслью, что «личность последнего русского самодержца в значительной мере определила судьбы русского самодержавия», он, однако, считал эту причину не основной. «Главная причина крушения этого строя не здесь, не во „внутренних органических" свойствах само­держца,—писал он. — Главное — в неограниченности той „фор­мальной власти", которую представляет всякий самодержавный строй». Конечный его вывод гласил: «Абсолютизм гибнет, но не сдается, не приспосабливается, не может приспособиться к окру­жающим условиям; гармоническое развитие вровень с веком и требованиями жизни противоречит природе и смыслу абсолю­тизма. Абсолютизм отстает от темпа жизни, утрачивает способ­ность учитывать вес и значение событий. Иллюстрация к тому — последние годы и месяцы, дни и даже часы русского абсолю­тизма» ⁴.

Вишняк по сравнению с либералами сделал, безусловно, шаг вперед в поисках правильного ответа на вопрос о причинах гибели российского абсолютизма. Он был совершенно прав, ука­зывая, что его надо искать в самодержавии, а не в самодержце. Но верно определив место поиска, Вишняк тут же пошел по лож­ному пути. Его принципиальная ошибка, очень типичная для вульгарного демократа (Вишняк был эсером), состояла в том, что

он абсолютизировал абсолютизм, т. е. оказался неспособным подойти к нему с позиций диалектики. Абсолютизм вообще, а не только русский,— такая государственная система, что не подда­ется модификации, остается всегда неизменной и поэтому погиба­ет, таков его принципиальный, теоретический вывод.

История показывает, что этот вывод неверен ни в фактическом, ни в теоретическом отношении. Абсолютизм действительно жест­кая система, но вместе с тем он очень гибок и приспособляем к изменяющимся условиям, причем настолько, что может пол­ностью вписаться, модернизировав себя, в совершенно другой, по природе чуждый социально-экономический порядок, каким был для него капитализм. В качестве наиболее убедительных примеров такого успешного приспособления к принципиально иной среде можно назвать монархии Германии и Японии. Да и в отношении русского абсолютизма утверждение о его неспособности учитывать перемены не соответствует действительности. Достаточно со­слаться на два известных шага в направлении к буржуазной мо­нархии, сделанные им в 1861 и 1905 гг.