Царизм накануне свержения

В то же время бюрократия с первых же шагов начинает^ превращаться в оторванную от общества касту со своими соб­ственными узкими корыстными интересами, противоречащими не только интересам общества в целом, но в какой-то мере и' ин­тересам господствующего класса. В конечном итоге она превра­щается в нечто особое и самостоятельное, разумеется в опреде­ленных пределах. Именно эта особенность и оторванность от народа служат источником отрицательной селекции, когда мо­тивами пополнения и воспроизведения становятся напотизм, закулисные влияния, узкие групповые интересы и т. д.

Таким образом, в системе государственного управления со­существуют и борются две противоположные тенденции: поло­жительная и отрицательная селекция. Спрашивается: каковы итоги этой борьбы? В общей форме ответ можно свести к сле­дующему. До тех пор пока существующий строй не утратил полностью своих прогрессивных черт, обе тенденции более или менее уравновешивают друг друга, во всяком случае, губитель­ного перекоса в сторону отрицательной селекции не происходит. Картина резко меняется, когда режим исчерпывает себя. По­скольку он уже не может и не хочет двигаться вперед, компетент­ность и талант в управлении, столь необходимые раньше, стано­вятся не только ненужными, но и противопоказанными, так как назначение указанных качеств как раз и состоит в том, чтобы обеспечивать поступательное развитие. Так возникает синдром некомпетентности, который увеличивается в размерах по. прин­ципу зарастающего ряской пруда. Каждый день площадь зара­стания увеличивается вдвое. Поскольку исходная площадь за­растания мала, этот процесс долгое время кажется малоугро­жающим. Достаточно сказать, что перед последним днем, когда пруд должен полностью зарасти, он еще наполовину чист. Имен­но поэтому так неожиданно ошеломляющим было для совре­менников появление таких фигур во главе управления государст­вом, как Хвостов, Штюрмер, Протопопов.

В свете сказанного возникает вопрос: не была ли в таком случае гибель самодержавия всего-навсего таким актом само­разрушения, что для его ликвидации не требовалось никакой революции, ибо оно само себя ликвидировало? Вопрос этот тем более уместен, что у многих современников, под впечатлением легкости победы революции сложилось именно такое впечатле­ние. Вот наиболее характерное высказывание в этом плане: «Оно (самодержавие.— А. А.) отошло тихо, почти незаметно, без борьбы, не цепляясь за жизнь, даже не пытаясь сопротив­ляться смерти. Так умирают только очень старые, вконец исто­щенные организмы; они не больны, с ними ничего особенного не случилось, но организм износился, они уже жить неспособ­ны» ¹².

Подобное утверждение неверно и как факт и как умозаклю­чение. Уже указывалось, что царь цеплялся за власть до послед­него и меньше всего хотел тихо и незаметно расстаться с жизнью самодержца ^,3. Но главное в данном случае — в том, что приве­денное живописное сравнение царизма с дряхлым человеком, у которого иссякли все жизненные силы, служит доказательст­вом, как это ни странно звучит на первый взгляд, совершенно обратного вывода — самодержавие не могло рухнуть само по себе, оно погибло только благодаря революции.

Если вдуматься в смысл и значение всех приведенных в дан­ной работе фактов, характеризующих царизм в годы войны, то поражаешься совсем обратному: какую он проявил невероят­ную живучесть и сопротивляемость. Казалось, в том состоянии, в котором он пребывал, и в тех обстоятельствах, в которых очутился, если мерить мерками обычного житейского здравого смысла, то должен был самопроизвольно погибнуть по крайней мере где-то в середине 1915 г. Однако ничего подобного не произошло. И в феврале 1917 г. он исчез не сам по себе, а в результате революции, длившейся неделю, и если бы ее не было, продолжал бы жить и дальше.

Это не только конкретно-историческая, но и теоретическая истина, имеющая принципиальное значение, суть которой состо­ит в том, что любой политический режим, включая и абсолю­тизм, обладает, если так можно выразиться, иммунитетом про­тив саморазрушаемости. Объяснение этому явлению надо искать в том, что современное общество не может жить вне государства, если под этим разуметь жестко организованную, могуществен­ную и всестороннюю управляющую обществом систему, без функционирования которой не может отправляться производ­ственная и всякая иная деятельность общества, парализуется инфраструктура, возникает угроза наступления полного хаоса. В силу этого, как бы плохо машина управления ни работала, в ней заложены возможности частичной рецессии, обновления и укрепления ее отдельных звеньев вплоть до самых ответствен­ных. Эта рецессия не снимает вопроса об исторической обречен­ности и изжитости режима, но она вполне может обеспечить какое-то продление его жизни.