Царизм накануне свержения

«Начавшийся сдвиг политики правительства в сторону общест­венности,— писал Спиридович, разумея под «сдвигом» отставку Маклакова, Саблера и других и замену их Щербатовым и Са­мариным,— совпал со странными, нехорошими, доходившими до нас слухами». Были получены письма из Москвы, в которых сообщалось о состоявшемся совещании представйтелей земств и городов, вынесшем постановление о том, чтобы добиваться уст­ранения царя от вмешательства в дела войны и даже верховного управления, об учреждении диктатуры или регентства великого князя Николая Николаевича. Одновременно заговорили о заклю­чении царицы в монастырь, и это связывалось со ставкой и князем Орловым. Воейков, продолжал Спиридович, об этих слухах знал. О заточении же царицы в монастырь говорила не только свита, но даже прислуга. Дошло до царя и царицы. Узнали их дети. Одна из дочерей, Мария, с плачем говорила Федорову: «Дядя Николаша хочет запереть „мама“ в монастырь». Сам Спи­ридович получил «письмо-доклад» из Петербурга (неизвестно от кого.— А. А.), в котором «достоверно сообщалось, что в кружке Вырубовой уже имеются сведения о заговоре» и что Распутин советовал остерегаться заговора и «Миколы с черногорками». Что же касается Воейкова, то он в такой ситуации «горой встал за государя и царицу, хотя и понимал отлично их ошибки, особенно в отношении Распутина» ^|46.

В приведенном сообщении специально и, добавим, весьма неис­кусно смешивалась правда с ложью. Совещание и постановление земцев — выдумка от начала до конца. Ничего похожего не было и в помине. Спиридович как бы ненароком связывает оба эти факта воедино. Поэтому вполне возможно, что свои «достоверные» сведения Вырубова получала не без помощи того же Спиридовича, предоставившего своему начальству повод, чтобы «встать горой» за царя и царицу.

Факты показывают, что план Николая Николаевича, Орлова и Дрентельна о заточении царицы в монастырь был не чем иным, как пустопорожней болтовней. Они действительно считали и гово­рили, что единственный выход из положения — это запереть императрицу в монастырь. Но как этого добиться, они не знали, поскольку насильственный путь для их верноподданнических чувств был неприемлем. «Самая правоверная верноподданность того и другого (Орлова и Николая Николаевича.— А. А.),— свидетельствовал Шавельский,— исключала всякую возможность обсуждения ими каких-либо насильственных в отношении государя мер». Оставалось, следовательно, одно средство — «раскрыть глаза» царю на объективно пагубную роль царицы, с тем чтобы таким образом добиться ее удаления. Все эти разговоры Милицы и Анастасии с Орловым становились, конечно, известны царице, «которая начинала принимать болтовню за настоящее дело» ^|47. Финал истории известен. Николай Николаевич вместе с Орловым отбыл на Кавказ. Дрентельна убрали из ставки, назначив коман­диром Преображенского полка.

Джунковский утверждал, что увольнение Орлова и Дрентель­на, «этих двух светлых безукоризненных личностей», последовав­шее вскоре после его собственной отставки, было обусловлено их дружбой с ним. «Оба они были обвинены императрицей в дружбе со мной, а Орлов — еще в слишком большой близости к великому князю Николаю Николаевичу» ^|48. Так оно, по-видимо­му, и было, учитывая, что и те и другие причины опалы взаимо­связаны.

Решительно отвергал достоверность слухов о великокняжеском заговоре и Мосолов. Глава, в которой он об этом писал, так и на­зывалась: «Мнимый великокняжеский „заговор"», причем имелся в виду не только великий князь Николай Николаевич, но и несколь­ко других великих князей, которым молва приписывала те же на­мерения, что и верховному главнокомандующему. «Слухи о перево­роте упорно держались в высшем обществе: о них, чем дальше, тем откровеннее говорили. Имел ли к таким слухам какое-либо отношение Николай Николаевич? Не думаю. Со времени отъезда великого князя на Кавказ это просто стало невероятным». Что же касается других великих князей, то в Петрограде тогда находились лишь дворы Марии Павловны и Николая Михайлови­ча. Но они каждый в отдельности или даже, оба, вместе взятые, были совершенно неспособны к решительным действиям. «Заго­вор» великих князей, заключал автор, существовал лишь в вообра­жении «света» ^|49.