Царская чаша. Книга 2.1

Княжна Варвара наблюдала из окна терема, как на крыше сарая, того, что пониже прочих, на обширном дворе, то и дело поднимаясь на цыпочки и вглядываясь куда-то в высокую даль небес поверх садов, расположилась ребятня дворовых, и с ними, присматривая – две девчонки постарше, в красных нарядных праздничных повязках под платками, в нарядных же понёвках поверх простых тулупчиков, и нарумяненные чрезвычайно… Мельком подумав, отчего это она раньше не замечала этих пигалиц, видимо, по большей части помогающих по кухне огромного дома воеводы Басманова, к которому она уже попривыкла за зиму, княжна с удивлением уловила себя на уколе странной зависти их самозабвенному занятию. Девицы поминутно переглядывались, улыбались неудержимо, блаженно и затаённо, и приговаривали что-то сокровенное ярко накрашенными полудетскими губами, и прихлопывали ладонями, и, как будто углядевши что-то им одним ведомое в угадываемой, осторожно призываемой ими Весне, смеялись заливисто, и снова замирали вниманием. Княжна вздохнула, помня, как однажды, году на тринадцатом, и сама забиралась на дровяной сарай закликать Весну, вослед за дочерьми ключницы и поварихи матушкиных, уже невестами, и так была очарована этим таинством, что не сразу услыхала, как братья зовут её, и помощь предлагают спуститься, так как княгиня, увидавши сие языческое озорство, благородной девице не приличествующее, разволновалась. К слову, братнина помощь пригодилась, поскольку забираться вверх было куда легче, а вот обратно – княжна и сама успела испугаться, представивши, как оступится и сверзится, и ушибётся к тому же… Глядеть радостно вверх и воображать нечаянные и скорые прелести весенней поры было несравнимо проще, чем карабкаться со ставшего вдруг высоченным сарая по шаткой лестнице за матушкиным выговором… Между тем ребятня под окнами так разгорячилась и раскричалась, что их окрикнули и согнали. И они посыпались с крыши весьма ловко. Княжна решила досмотреть, как станут спускаться девки. Всё прошло успешно. Княжна отвернулась от окна, почуяв, что начала зябнуть от проникаемых в щели окончины сквознячков – солнце стало жиденьким и холодным, всё затянуло пеленой облачности, и ветер перестал быть приятным. Так быстро поменялось настроение снаружи, что казалось уже дыхание весны привидевшимся.

После, разбирая со свекровью рукоделие и прислушиваясь к её размеренному разговору, по большей части касающемуся дел домашних и описательных Елизаровского бытия, и который она вела, кажется, только чтобы не молчать и развлечь себя и невестку долгим вечером, княжна в который раз порадовалась, что боярыня Басманова оказалась и правда спокойной и совсем не вредной… А, как бы, погружённой в себя, в свои размышления, так же отстранённые от мира, как это обычно должно быть у благочестивых монахинь и вдов. Было заметно, насколько боярыня Басманова чуждой выглядит всему здешнему сословию, как не ищет ничьего расположения, дружбы и засидок по гостям. Любопытно, каковой я кажусь ей, подумалось княжне, она в который раз перебирала свои слова и поступки, и не обнаруживала в них пока что ничего такого, чтобы неудовольствие к себе вызывать. При ней княжна старалась сдерживаться во всём, и прежде всего – в словах и движениях, к мужу обращённых. А было это самое затруднительное – сдержаться, смирить прыгающее сердце, выглядеть ровной, и не положить руку на его лишний раз, и не глядеть, не отводя очей ни на миг, и голосом не ласкаться к нему, как бывало наедине. Не говоря уж о чём прочем… Тут княжна порозовела помимо воли, прогоняя поскорее вольные видения, что поминутно грудь теснили и перед взором вставали. Ей показалось, это было замечено, хоть ничем не показано свекровью, и она смутилась ещё сильнее, даже задохнувшись слегка, и тут уж не скрыть было.

– Варенька, не душно ли здесь?

– Нет-нет, вовсе нет, это ничего, это я… – она так и не нашлась, чем пояснить свой жар внезапный и замешательство, но, слава богу, этого и не потребовалось. Арина Ивановна тихо улыбнулась, неслышно глубоко вздохнула, рукоделие отложила и встала. Помедлив чуть, поправила лучину в поставце, очевидно, решая, не загасить ли её, или позвать кого из теремных прибраться, чтобы огонь понапрасну не тратить… Но всё было и без того прибрано, и она лучину погасила, спрыснув водой из корытца под нею.