Царская карусель. Мундир и фрак Жуковского

Карамзин был в манишке снежной белизны под самый подбородок, на лице, как припечатанная, – благосклонность. Волосы прибраны с такою тщательностью, что были похожи на парик. Высокое чело такого светоча – это понятно – смертной суеты не ведает, но в черных глазах ни пронзительности, ни огня – не пускают в себя, а печальнее всего – не принимают окружающего.

Жуковский неприятие сие углядел и посчитал речь свою – провалом. Антон Антонович, однако ж, Собранием остался доволен. Карамзин одобрил стихи Родзянко и, прощаясь, поклонился Жуковскому:

– Сказанное Вами о моих дарованиях – десятью томами не отработаешь.

Насмешник Саша Тургенев теперь чуть ли не каждый день спрашивал друга.

– Как думаешь, какой том нынче пишет Карамзин?

А писать тома приходилось самому Жуковскому. Мерзляков, зная сколь горестно для гордой юности безденежье, отвел товарища к Зеленникову, и самый известный в Москве книготорговец, заодно и книгоиздатель, заказал Василию Андреевичу перевод четырехтомного романа Августа Коцебу. Роман назывался «Младенческие мои причуды», но Жуковский дал ему иное, в духе времени, заглавие: «Мальчик у ручья, или Постоянная любовь». У этой книги будут читатели и почитатели. Она, как и повесть «Королева Ильдегерда» – следующая переводческая работа Жуковского, – станет любимым чтением в семейном кругу дворян России.

Но все это будет чуть позже, а в июне 1800 года Василий Жуковский сдал выпускные экзамены, был признан лучшим учеником и удостоен именной серебряной медали. Имя Жуковского выбили на мраморной доске Благородного университетского пансиона.

Александр Тургенев на доску не попал, но был принят юнкером Главного архива коллегии иностранных дел.

Гордость пансиона, медалист Жуковский тоже без места не остался. В звании городового секретаря его определили в бухгалтерский стол Главной Соляной конторы.

На соли ловкачи умели делать состояния, но ведь не в бухгалтерском столе и, уж конечно, не сочинители стихов.

Мария Григорьевна, довольная успехами Васеньки, прислала ему в награду тридцать пять томов Энциклопедии Дидро и подарила для услуг человека. Стал Василий Андреевич Жуковский крепостником, владельцем души. Душа сия Максим Акулов, мужик двадцати лет от роду, был деловит, умел и неразговорчив.

Из пансиона Василий Андреевич, слава богу, вышел не на улицу, поселился у родни, в доме Юшковых.

В Москве встретил XIX столетие. Все было грядущим, грядущим да и грянуло.

Восемнадцатый век

Сокральное имя XVIII столетия в России: Петр и Павел. Петром началось, кончилось Павлом. Петр и Павел – Верховные Апостолы. Петр – камень, Павел – малый. Государь, названный Петром Великим, камень в сердце России, камень и на ее вые.

Началось с великого, кончилось малым.

Чудовищные мерзости и надругательства Гоги и Магоги над Россией выродились в карликовую опеку над правящим сословием и над самой жизнью. Оба императора российских – антиподы Верховным Апостолам. Петр и Павел для истории России – обезьяний хохот над Боговым.

Россия знала рабство и христоотступничество, умывалась собственной кровью и своими же слезами, но не было времени для нее постыднее и гаже XVIII столетия.

Зачин века – детоубийство. Петр, не сумевши развратить сына и страшась осуждения содеянного над Россией, казнил единственного наследника крови Романовых, русской крови, да к тому же и Церковь замарал, заставив благословить детоубийство.

Алексей – защитник. И здесь мистика. Защитника лишили русский народ.

Венчает XVIII век – отцеубийство. Пьяная свора гвардейцев, сподвижников Александра по заговору, задушила Павла. А какова сердцевина столетия?

Мужеубийство. Императрица Екатерина руками Алексея Орлова задушила супруга, императора Петра III. Ну как же ей быть не великой – Великая!

Незабвенно и еще одно цареубийство: Иоанн VI был посажен в крепость шести месяцев от роду. Зубки у него в тюрьме резались, в тюрьме сделал первый шажок. Убит тюремщиком, исполнившим тайную инструкцию царствующего Петербурга.

А сколько было свержений?

Петр скинул с престола сестру Софью. Дочь его Елизавета захватила власть у правительницы Анны Леопольдовны, матери Иоанна VI. Екатерина восстала против Петра III, Александр дал согласие на смещение Павла.

Все это творилось в Петербурге. Сей город – зарок Петра, но кому зарок?

Бездонные болота под городом забиты гатью, возможной в одной только России. Петр соорудил гать из народа русского, из костей мужиков. Фундамент Петербурга – мученики, а сама гать – прообраз подобных гатей в тундре, где через двести пятьдесят лет строили железную дорогу в царство Всемирного Счастья.

Те, что в земле, забываются быстро, а диво-город вот он, венценосное диво, но ведь проклятое!

И стал Петербург химерой, сожравшей русское самодержавие. Химера разинула пасть и на православный народ, жрала его, жрала, силясь покончить и с народом, и с Православием – Бог не попустил.

Ниспровергать величие Петра нелепо, но надо хотя бы знать, какую цену заплатила Россия за это величие.