Царская карусель. Война с Кутузовым

– Отче Владимир, подам вам записочку поминать нас, грешных, о здравии.

Кайсаров принес бумагу, чернила. Михаил Илларионович написал.

– Прочитайте. Понятно ли?

– Екатерину, Прасковью, Анну, Елизавету, Екатерину, Дарью… Михаила… Воинство Молдавской армии.

– Ближайшие… Супруга, дочери, внучки… И воинство. Знать бы всех солдат по именам!

Дал деньги.

– Господи! Я же сельский батюшка! – вырвалось у священника.

– И слава Богу! Скорее молитва дойдет до Престола Всевышнего.

Дети напились воды, накушались генеральских сладостей. Мокрые штанишки были заменены.

Матушка кланялась генералу, кланялся батюшка, детки гурьбой повалили наружу.

Михаил Илларионович сел покушать поданной тюрьки, и тут заявилась дама весьма могучего вида.

– Лошадей!

– Госпожа, лошади генералу запряжены! – поклонился приезжей хозяин. – У генерала подорожная.

– А я Васса Демидовна, али не признал?

– Генералу на войну.

– Знаем, как они воюют! В моей деревне рота стояла разъединую ночку. И все бабы мои теперь брюхаты.

– Вестимое дело, – согласился Кутузов. – Где солдат ни пожил, там и расплодился.

– Ворьё твои солдаты! – вконец осерчала Васса Демидовна.

Кутузов снова согласился:

– Солдат – багор. Что зацепил, то и потащил.

– Бесстыжье племя!

– Что поделаешь? Солдат краснеет токмо на морозе да на огне.

Михаил Илларионович доедал тюрю уже с поспешностью. Доел, перекрестился на иконы, барыне поклон отвесил, да так ловко.

Когда генерал отбыл, спросила:

– Кто таков?

– Кутузов.

– Не слыхала. Суворов, Потемкин, Румянцев, а этот хоть и стар, да не знаменит.

– Генеральская слава всегда впереди.

В Бухаресте

Земля Молдавии пахла детством.

Михаил Илларионович, оглядывая из каретки изумрудную травяную молодь, понимал: травою пахнет, но сердце билось, как бьется у пятилеточек. Затая радость, ибо для детства всякий день – чудо.

Весной и миром дышала молдавская земля.

Михаил Илларионович, всю дорогу страшившийся болезней, воспрял духом: он прибыл принести покой сей доброй земле.

Через войну, разумеется.

До Бухареста добрался вечером 31 марта.

Голова от долгой езды покруживалась, и Михаил Илларионович, занявши отведенный ему дом, никого не принял, но дежурному штаб-офицеру приказал занести в журнал: генерал от инфантерии Голенищев-Кутузов в командование Молдавской армией вступил.

Спал, как истинный барин, до полудня.

Встал ото сна здрав, бодр к тотчас написал рапорт о прибытии в Бухарест императору Александру и письмо министру, в котором сообщал, что «о положении дел и обстоятельств до армии мне вверенной и неприятеля касающихся, ничего покуда не знаю».

После позднего завтрака Кутузов соизволил познакомиться со своими штаб-офицерами, перечитал бумаги и донесения и только после этого слушал доклады: сначала интендантов, потом разведки. Начинал же деловые, военные разговоры, к изумлению боевых орлов, по-домашнему. Спрашивал о здоровье, о содержании – есть ли какие трудности, просил кланяться батюшке и матушке. Задавал множество дотошных вопросов, для войны малозначащих. Те, кто только слышал о Кутузове, удивлялись его телесной рыхлости, стариковской, нетерпимой для военного человека неспешности и, как показалось, заискивающей игре в доброго отца. Сей знаменитый полководец даже на карту ни разу не посмотрел, выспрашивая о диспозиции корпусов и отрядов.

Не ведали: над картою Михаил Илларионович сидел заполночь.

Затянувшаяся весна встрепенулась, грянуло тепло, зацвели сады.

Главнокомандующий сам себе порадовался: и одним своим глазом углядел, прислуга – сплошь красавицы, и все с кроткими взорами.

«Старого воробья не проведешь, – посмеивался над собою Михаил Илларионович. – Корень местного лукавства – в кротости».

После бледных, белых, скучных лиц литовок – там женское лукавство в этой самой скуке напоказ – южная смуглость волновала…

Первое распоряжение птенца гнезда Суворова привело штаб-офицеров в недоуменное негодование. Слышали впрочем: Кутузова недоброжелатели честят «старым развратником». Распоряжение командующего как раз и соответствовало мерзкому прозвищу. Генерал распорядился доставить ему местных красавиц разных сословий: хорошо бы дюжины три, а то и все пять, и притом желающих заработать «в свое удовольствие».

Женщин сыскивали, представляли Кутузову, но у старца они не задерживались, передавались в штаб, и одних тотчас отпускали с миром, других, нужных, приготовляли для засылки в города, где стояли турецкие гарнизоны.

– Старец бабами собирается турок побить, – посмеивались штаб-офицеры, но брезгливость с них сошла, теперь с командующим встречались глаза в глаза, провожали с добродушным изумлением: истинный лис. Кто-то из старых соратников Михаила Илларионовича обронил:

– Когда Кутузов сидел послом в Стамбуле, его воинством был султанский гарем. Обольстительные насельницы оного славные победы доставили Михаилу Илларионовичу.

Не сразу поняли господа офицеры – неспешностью новый главнокомандующий маскировал огромную, кропотливейшую военную работу.

Ровно через неделю, 7-го апреля, к Барклаю де Толли пошел подробный план военных действий, соответствующий возможностям Молдавской армия.