Царская копейка. Тайный проект императора

В ходе строительства башни подобных остановок или «вразумений» было несколько. Я их уже описывал. Главное, что они приводили к возвращению меня и Кирилла на «рельсы» истинного проекта. Никогда прежде мне не приходилось строить таким вот образом. Конечно, в моей богатой практике были всякие вышестоящие начальники. Но с такими «небесными прорабами» я столкнулся впервые.

Конечно, надо сказать и о явлениях запредельного характера, которые тоже имели место быть. Первое из них – это обнаруженный Кириллом камень в «гнезде», который оказался ликом. Но это, напомню, случилось лишь тогда, когда Руданский развернул камни так, что они легли в заранее предназначенные для этого пазы. Кто и когда их развернул прежде? Судя по очень плотно слежавшейся в монолит глине, случилось это в глубокой древности. Значит, уже тогда предполагалось, что наступит момент, когда нужный человек откопает и восстановит этот лик? А затем на этом месте он устроит алтарь, который будет духовным основанием воскрешаемой из небытия башни Юпитера. Каким наитием надо было обладать, чтобы из глубины веков всё это предвидеть. Или это не приведение, а чёткий план, которому мы и следовали? А «небесные прорабы», о которых я уже упомянул, и принадлежат к личностям, когда-то упрятавшим этот лик глубоко под землю в виде «духовного маяка». А, быть может, этот лик и является лицом того, кто прятал…

Но, наверное, самым сильным потрясением при строительстве башни, было явление на центральном «гербовом» камне арки над входными вратами барельефа в виде лица человека. Хотя не исключено, что правильнее вести речь о божественном лике, который мы соотнесли с римским Юпитером. Понятно, никто из нас его истинное лицо видеть не мог, да и нет уверенности, что на камне удалось точно передать черты Юпитера, но хочется верить – так и есть. В том смысле, что мы не ошибаемся – перед нами, действительно, проявляется тот, чьё имя носит башня.

В совокупности с другими случаями нашего небесного водительства, я справедливо считаю строительство башни не работой в прямом, физическом его виде, а исполнением Промысла, проявленном как соединение реального труда и мистического начала. Это своего рода акт мистерии, когда дух преобразует временную материальную оболочку. И у меня теперь нет никакого сомнения, что и башня Юпитера имеет свой дух. Как и то, что сила его велика. А предназначение сего, к сожалению, а быть может, и к счастью, ни мне, ни кому-либо другому из живущих на земле людей, не открыто до конца.

9

Что любопытно, у меня, Кирилла и Вячеслава сформировалось своё, чёткое представление о том, каким невероятным, поистине мистическим образом мы восстановили эту древнюю башню. Причём, наши убеждения весьма разнились. Вячеслав был убеждён, что именно нам собственный ум, а также наитие, чрезвычайно обострившееся в период строительства, способствовали тем открытиям, которые мы сделали, и тому виду башни, который она имела сейчас. Иными словами, он уповает только на волю человека и его способности, которые в ответственные моменты могут раскрываться многократно. Он, по натуре и образу мышления – метафизик. Возможно, отсюда и такие выводы, с которыми я согласиться никак не могу. Хотя, никто не говорит, где он не прав. Возможно, как раз и прав. Иногда со стороны виднее: человек сам творец своего счастья, или для достижения ему оказывается явная поддержка извне.

Руданский придерживается другой точки зрения, которая основана исключительно на его собственных ощущениях. Он убеждён, что всё это время им кто-то умело руководит свыше. И все его собственные помыслы и их дальнейшая реализация – лишь исполнение высшей воли. Я же считал, что у всех этих помощников (или руководителей?) есть конкретные имена. Одно я знал точно – это Шариде. Бесспорно её непосредственное влияние на нас. Я неоднократно чувствовал, особенно ближе к концу строительства её заинтересованное участие в скорейшем завершении. У меня появилось стойкое убеждение, что именно Шариде была проводником высшей воли в наше сознание. Она же умело корректировала его, адаптируя к конкретным реальностям нашей жизни.

Руданский и Вячеслав нередко посмеивались надо мной, считая, что я «зациклился» на Шариде, преувеличивая её роль в возведении башни. Пусть так считают. Я же останусь при своём мнении. В будущем, уверен в этом, мне удастся доказать свою правоту. Хотя пока даже не представляю, как сделаю это. Но Шариде себя ещё проявит. Не случайно же я, как охотничья собака, шёл по её следу. Вначале в Соколином, где она жила, а затем в Счастливом, где прошли её последние годы и где удалось обнаружить целый ряд предметов ритуального смысла, принадлежавшие когда-то этой незаурядной женщине.