Царская милость

Думаю я так, что Василию в то время, как он на лугу подле гауптвахты стоял, да на подожженный им дом смотрел, вся его судьба представилась. Представилось ему, сколько горя за поджог принять ему придется, как с него ответ будут спрашивать, да еще и то вспомнил, что теперь он и себя перед офицером оговорил. Что делать? А в лесу сынишка где-нибудь от лютости офицерской укрывается, может быть, с голоду помирает.

Оглянулся он кругом. Вот он лес — рукой подать, кругом народ и не думает о нем вовсе: огнем заняты — погода сухая, ветер, того и гляди все селение спалит. Через болото, лугом — и вот оно спасение!

Бросился Василий прочь от пожарища бежать. Но только, как вам известно, не посчастливилось ему. Офицер, тот самый, что ночью истязал его, первый заметил, что побежал Василий, и приказал догонять.

Не увидал бы Василий меня с Митяем на опушке леса, может быть, и ушел, да видно не судьба была, или уж очень метко целили те, что догоняли…

Да так и кончил он свою жизнь; принесли его в поселение еще живого, хотел сказать он что-то, да так ослабел, что только глаза закрывал и открывал. Верно, хотел за сынишку просить.

К ночи умер.

Меня с Митяем наказали так, что долго оба мы больны были, однако не померли. Только, как встал с постели товарищ мой, узнать его нельзя было. Кажется, человека зверем лютым подменили. Со мной и то разговаривать не стал; ходит, молчит, все о чем-то своем думает, а глаза такие, что смотреть жутко.

Сторонились его все, а начальству он как бельмо на глазу: говорили даже, что побаивались его иные.

— На всякое, мол, дело парень этот пойдет.

Года не прошло, как перевели его от нас куда-то в другой полк, а вскоре и слух прошел, что он из того полка бежал и пропал без вести.

Думаю я, что либо умер где-нибудь в лесу, либо пристал к лихим людям и прожил век свой хоть и не по закону, а на полной своей волюшке.

А я вот, как видите, дожил до старости и много еще на своем веку видел слез, которые пролили люди из-за этих самых военных поселений.

От них теперь только казармы уцелели, да и те понемногу разрушаются. Ну, а в памяти крестьян долго они жить будут. Да и вам знать не худо о том, сколько горя через них выпало нам на долю.