Царская немилость

С мыслями о пистолетах для гусар Пётр Христианович и зашёл в магазин оружейный на Тверском бульваре.

Здесь ливрейного мужика со зверской рожей у дверей не было, и ступени вели вниз, как у большинства домов и магазинов этого времени, а не вверх. В магазине даже колокольчика на дверях нет. Совсем не боятся. Пётр Христианович прикрыл дверь, потопал сапогами, снег сбрасывая с них, и огляделся. Прилавка как такового не было. Перед ним находился большой, даже большой-большой, дубовый, судя по текстуре дерева, стол и на противоположной его стороне на венском стуле восседал прилизанный типчик. Француз не иначе. За типчиком была стена увешанная оружием, а с двух сторон были полки, на которых лежали футляры. Ну, это понятно, там пистолетные пары. Кто там самый главный у лягушатников мастер по пистолетам – Жан Лепаж? Или он ещё не главный?

– Месье ищет что-то конкретное? – приподнялся хозяин магазина. Понятно, француз. Вот ведь какая пронырливая нация.

– Да, я хочу вас разорить. – С кровожадной улыбкой ответил ему Пётр Христианович на языке Есенина и Мандельшт … Просто Есенина.

– Qu'est-ce que ce? (Что это такое?) Que dites-vous? (Что вы говорите?) – развёл раками типчик.

Вот ведь шантрапа (chantera pas – петь не годен.). Приехал, понимаешь, торгует тут, деньги из страны выкачивает и даже не собирается русский учить. Ладно, на днях Пётр с Аракчеевым увидится. Нужно возбудить в нём волну патриотизма. Должен закон внести, хочешь торговать в России – сдай экзамен на знание русского. А, и русского мата ещё!

– Monsieur, je suis là pour vous ruiner! (Месье, я пришёл вас разорить!) – Опять свёл брови к орлиному носу Брехт.

– О-ля-ля! – но как-то не весело засмеялся. Боитсса.

– Effrayant? (Страшно?). – Еще больше насупился Пётр Христианович.

– Вам, что-то нужно, месье. Вы мой конкурент. Вы торгуете оружием? – ага проняло лягушатника.

– Да, я торгую оружием. – Пётр Христианович положил на прилавок свой тубус и развернул его, извлекая на свет божий золотой штуцер.

Месье взял его аккуратно в руки, повертел. Постукал ногтём по золотым частям. Осмотрел перепаянную мушку. Вынул и осмотрел шомпол, он, кстати, был из стали, но с золотым набалдашником.

– Это замечательный образец тульских мастеров. Откуда он у вас месье …

– Мозер. Петер Мозёр. Взболтать, но не перемешивать.

– Что простите перемешать, месье Мозер? – Поплыл совсем француз.

– Я говорю, я тут надолго в вашем магазине, торговаться будем. Вы бы озаботились большой кружкой кофе, с сахаром, только сахар не перемешиваете. Люблю, знаете, когда допиваешь его, а снизу самая сладость, – охотно пояснил ему Брехт.

– Хм. Месье шутит.

– Какие уж шутки… – Пётр Христианович демонстративно с себя остатки снега стряхнул. – Зябко на улице. Самое то для большой чашки горячего кофею.

Месье попереваривал сентенцию на смеси русского и французского. Что-то не вспомнил граф, как «Зябко» по-лягушачьи.

– О, вы хотите горячий кофе. Согреться!

– Ну, я так и сказал.

– Антуанетта, – заорал себе за спину оружейник.

Ох, ты, ёшкин по голове. У него тоже жену зовут Антуанетта. Но это всё, что может связывать этих двух женщин. У Витгенштейна высокая красавица полячка в жёнах с четвёрочкой, голубыми глазами и роскошными блондинистыми волосами, а у несчастного «оружейного барона» худая плоска мымра с лошадиной рожей и каштановыми паклями, да ещё и с усиками, тоже каштановыми. Да, разве можно будет пить из кружки, которую держала в руках эта … Ну, чего поделать, правда, зябко.

– Пока ваша красавица жена сделает нам кофе, может, обсудим покупку вами у меня этого штуцера. Я понимаю, что это плохой штуцер. Из него нельзя стрелять и убивать наших врагов французов, но, может, вы всё же захотите купить его за какие-нибудь смешные, небольшие деньги. – Подвинул, отложенное тем, ружьё Брехт назад к французу.

– Хм. Вы смеётесь надо мной месье. Это золото. – Товарищ снова ногтём постучал по замку.

– Да, это оружие не для войны. Но я выстрелил из него несколько раз и теперь оно бьёт очень точно. Пули уходили вправо, и мой кузнец перепаял мушку. Теперь он попадёт французу точно в грудь. Этот штуцер подарил мне Николай Демидов. Он изготовлен на его заводе в Туле. Там есть клеймо мастера.

– Да я вижу. Это очень дорогое оружие месье Мозер. Оно стоит не меньше ста рублей.

– Смешно, месье, оно стоит пятьсот рублей. Там одного золота полкило. Не говоря о том, что дерево это не берёза. Отнюдь. Это – Малайский падук. Самая дорога древесина из пород деревьев, которые имеют общее название – красное дерево. Привезено с Бирмы. Понюхайте, оно всё ещё пахнет кедром – это отличительный признак именно этих деревьев. – Всю эту галиматью ему Николай Никитич Демидов рассказал. Брехт даже записал, чтобы не забыть. Слова-то все незнакомые.

Француз, а чего это он не представился, ладно, отомстим, Брехт, галочку себе поставил, так француз безымянный снова взял штуцер и, правда, понюхал.

– А, чувствуете лёгкий аромат кедра месье …