Царская немилость

Сам Валериан Зубов рассказывал несколько лет назад графу, что представился он государыне в кресле на колёсах и что, увидев его, она не могла удержаться от слез и новыми подарками старалась доказать свое сочувствие. Среди этих подарков оказался и дом на Миллионной. Из-за отказа графа ограничить потребление горячительных напитков и табака, мешавших лечению, выздоровление серьёзно затянулось. Ещё дольше не удавалось подобрать удачный протез, пока, три года спустя, английские врачи не сделали, наконец, графу искусственную ногу, позволившую ему ездить верхом, сутками оставаясь в седле. Пешком, правда, ходил со скрипом.

Ходил!!! Мысль с дома вильнула в голове генерала назад к нынешнему императору. Он же что сделал, как на трон взобрался. Чуть не в первый день простил и отпустил в Америку этого бунтовщика Тадеуша Костюшко. За что они там, в Польше кровь проливали, за что лишился ноги Валериан Зубов, чтобы этот недомерок, прыщ курносый, снабдил этого бунтовщика деньгами и отправил в Америку. Пётр Христианович в запале имел неосторожность произнести это в одном из собраний вслух. Тогда последствий не последовало. Вот сейчас последовали. Утром его вызвали курьером в Михайловский замок и там Павел целый час орал на него, все мыслимые грехи на голову, ошалевшего от такого натиска генерала, возложив. И тот упрёк, связанный с освобождением бунтовщика, и тот случай с несовпадением оттенка голубого и жёлтого цветов в мундирах в его Ахтырском легкоконном полку. Одинаковая должна быть, по мнению этого прыща, форма. Как будто гусары её красят. Перешить велел. Да у некоторых ахтырцев одни долги, где им взять денег на новую форму. А теперь вот до него, прыща этого, дошёл и случай на набережной у Зимнего дворца. Наорал. Сказал, что уволен генерал будет сегодня же из армии и должен безвыездно сидеть в своём имении в местечке Студенцы невдалеке от Подольска Московской губернии. А покинуть Санкт-Петербург графу Витгенштейну надлежит в течение трёх дней.

Пётр Христианович пнул сугроб, поплотнее закутался в епанчу и побрёл к дому знаменитому на Миллионке. Там он взял из буфета в гостиной две бутылки коньяка Камю и большой фужер. И в одиночку оприходовал обе бутылки без закуски всякий, не считать же закуской порезанный лимон.

Как отрубился в беспамятстве, генерал-майор граф Пётр Христианович Витгенштейн, не помнил.

Событие восьмое

Плохая память – это не когда плохо запоминаешь. Это когда запоминаешь плохое.

Томи Гретцвельг

Иван Яковлевич осознавал себя постепенно. Осознание приносило только самые-пресамые отрицательные эмоции. Раскалывалась голова. И это не грипп, там, или какое другое ОРВИ голову раскалывало. Это было похмелье. Разные, мать его, ощущения. Во рту блудили ночью здоровущие кошки и они там гадили и гадили и … и снова, собаки эдакие, гадили. Ещё в груди томление было. Хотелось склониться над унитазом и попугать его обитателей. Позывы уже видимо были не первые, так как открывшейся неожиданно глаз обнаружил на дорогущем наборном паркете, прямо произведение паркетного искусства, следы ночных недобегов к унитазу. Не комельфо. Ещё хотелось в туалет по-маленькому. А нет, по-маленькому, но помногу.

Брехт открыл второй глаз. Он лежал в музее на кушетке или тахте. Чем они отличаются? Потолок с лепниной и росписью, двери с золочением. Колонны. Со всякими золотыми тоже капителями. Картины на стенах. И как там в «12 стульях»: «Мебель из дворца». Стулья работы мастера Гамбса, золото-полосатые такие с подлокотниками. Красота.

– Господин конт! Господин конт! – потряс Брехта за плечо кто-то с противоположной от его готового выдать очередную струю рта стороны.

Конт? Ну и фамилия?!! Или это не фамилия?

А знает кто-нибудь, почему у графа де Ла Фер сын был виконтом де Бражелоном? Де Ла Фер, это который песню поёт «Есть в графском парке чёрный пруд». Конечно, все знают. Это потому, что пока граф жив, его старший сын носит титул виконт. Так в сноске к книге написано, ну, или в википедии. Это даже и не половина правды. Это стопроцентная ложь. Хорошо. Это маленький кусочек правды, которую написал не разбирающийся в этом человек.

На самом деле во Франции нет ни одного графа. А раз нет ни одного графа, то и сыновей у них нет. А, мать его, граф де Ла Фер? А виконт, тут уж точно, мать его, де Бражелон? Вот тут и порылась собака. Графы это в России и немецких всяких землях. Во Франции похожий на это титул звучит – конт. Конт де Ла Фер. А сын? А сын «вице конт» или сокращённо виконт. А как внук графа – конта во Франции называется? А просто шевалье – НЕтитулованными дворянами, но с сохранением звонкой фамилии. Дедушка умрёт, виконт станет контом, а шевалье виконтом. Только это всё касается старших сыновей. А младшие просто шевалье.

– Господин конт.