Царская немилость

— Жё вэ тё никЕ та гёль (я тебе рожу расхерачу). — Ну, пьяный в дымину, что с него больного возьмёшь, кроме анализов.

— Проспись, — посоветовал Пётр и решил ещё быстрее смотаться. Здесь нельзя было есть, тут только напиться можно, да и то, если отравиться решил.

Ух. И рука мелкого беса сжатая в кулачок устремилась Петру в ухо. Брехт десяток лет самбо занимался, потом ещё пять лет у-шу. Тело, конечно, более громоздкое и реакцию нужно нарабатывать, но умения перехватить кулачок и заломить руку на милицейский приём мелкому прыщу — пьяному в дымину, хватило. Получилось почти на пять.

— Мердё! — это его сейчас говнюком назвали.

Всё. Неудачный день сказался. Пётр приподнял кисть сильнее. Что-то в локте у матершинника хрустнуло, и тот завыл и заблажил на весь этот вертеп. Пьяненький народ встрепенулся. Пьяненький народ воззрился на зачинщика драки. Те, кто потрезвее были, углядели эполеты и ордена, но таких было не много. Основная масса увидела фигуру в голубом. За жандарма должно быть приняли. И ломанулась к выходу. Но на пути Пётр и стоял.

Он намерение полутора десятков человек не понял. Подумал, что это они вступаться за матершинника бегут. Брехт долго раздумывать не стал, приподнял франкоговорящего мелкого за причинное место и за ворот и запустил в набегающую толпу. Да! Силушкой бог графа Витгенштейна не обидел. Как кегли в боулинге попадали.

Глава 6

Событие шестнадцатое

Если два дебила — это сила. Значит один из них — масса, а второй ускорение?

После того как народ в обеденном зале попадал, Пётр Христианович решил довершить подвиг богатырский. Он как размахнётся, как вдарит правым кулаком — улица, как вдарит левым — переулочек. Чего уж, он же не дурак совсем, в генеральском мундире в кабаке в пьяную драку встревать. Потому граф сразу, как народ в обеденном зале попадал, храбро отступил на улицу и в два шага преодолел расстояние до возка, стоящего у входа, и скрылся за ним. Потом короткими перебежками, не кланяясь пулям всё же, так их, в общем, и не было, домчался до угла и повернул за него. И дальше, не снижая скорости, припустил. Стараясь не заблудить в начинающих сгущаться сумерках, Пётр Христианович сделал круг приличный по деревенским улочкам Великого Новгорода и вернулся к постоялому двору. Тихо всё. Почти гордо выпятив грудь, он прошествовал к себе в комнату на второй этаж, запер дверь изнутри на хлипкий засов и с разбегу плюхнулся на застеленную настоящей периной широченную лавку.

— Fils de chien sale (сын грязной собаки), — в дверь колотили. Пётр Христианович подёргал себя за ухи, чтобы проснуться быстрее. Не закончилось что ли приключение?

— АнфуарЕ (enfoire) (сволочь) Отккккрывай. — опять вежливо ногами постучали.

Нет. Всё тот же матершинник, должно быть. Придётся выходить на разборки.

Граф огляделся, сквозь небольшое окошко свет сочился. Выходит, утро уже. Он посмотрел на себя, спать завалился прямо в голубом мундире и он теперь совсем мятым выглядел. Не умеют ещё не мнущиеся ткани делать. Что такое полиэстер? Изобрести надо?!!

Тяжкооо вздохнув, генерал Витгенштейн отодвинул засов и распахнул дверь. Ну, он же не виноват, что дверь наружу распахивается. Это строители так сделали. Вообще, ни при чём. Попадали опять кегли. Но не все. Один, тот самый мелкий матершинник, стоял чуть сбоку и потому радиус поворота двери до него не дотянулся.

— Милостивый государь, вы нанесли мне оскорбление и я вызываю вас на дуэль. Или вы опять сбежите, как презренный трус? — Носик пимпочкой кверху задрал. — За вами выбор оружия. Стреляться будем немедленно.

Не. Нужно Наполеона в плен взять. Пуля она дура? А Суворов жив ещё? Повидаться бы со стариком. Будет что внукам рассказать.

— Ты знаешь, в чём сила, брат?

— А вам не брат, — взвизгнул мелкий курносый. Вот почему все курносые холерики. Этот вот. Император опять же.

— Ты знаешь, в чём сила … сестра?

— АнфуарЕ (enfoire) (сволочь)! Стреляться немедленно!

— Стоять! Бояться! — Это те двое упавших вскочили. Добрые. Добро должно быть с кулаками. Вот с кулаками и полезли.

— Потом со мной!

— Потом со мной!!! — этот повыше, в мундире каких-то пехотинцев. Зелёный мундир. Может, семёновец?

— Не верите в живучесть этого курносого? — улыбнулся им душевно Пётр Христианович. — Стойте, а вы про Д’Артаньяна читали? Там тоже трое. Достойные всё люди оказались.

— Дуэль. Немедленно, — напомнил о себе курносый. Ну, не хочешь, как хочешь. Не узнаешь, в чём сила. А Сила — она в … силе. Годы тренировок. Утренние пробежки в любую погоду. Учителя ещё правильные нужны.

— Хорошо, сударь. Раз вы не представились, то буду называть вас — Курносым. Так вот, господин Курносый … Раз вы меня вызвали, то, если мне моя старческая память не изменяет, то за мной выбор оружия. Я выдираю кортики. Прошу обеспечить. — Повернулся он к секундантам, должно быть.

— Кортики? Трусссс! Почему не на женских шпильках. ААА-ааа! — это граф ему на ногу наступил «случайно».