Царская немилость

К дому прошёл тоже кружным путём, несколько раз заходил с разных сторон, проверяя, нет ли наблюдения. Но всё было как обычно, никаких «топтунов». Телефон хотел отключить, но должны ведь лётчики прилететь, мысленно уже попрощался с этим миром, а привычка за всё отвечать и лезть в каждую дырку не отпускала. Постоял над телефоном и оставил включённым. Лётчики не прилетели. Видимо, где-то на пути нелётная погода. Спал Иван Яковлевич с двумя пистолетами под подушкой и открытым окном на задний двор. С него, если сильно оттолкнуться можно до берёзы, у дома растущей, долететь и за ветви схватиться, смягчив падение.

Никого к нему ночью ни на каких воронках не приехало. Даже обидно. И не выспался и не пострелял.

В Штаб опять зашёл с чёрного хода. Лётчики прилетели рано утром, и Брехт, отбросив мысли о чекистах, погрузился в обустройство быта и снабжение пополнения. Так до вечера и просидел на телефоне, вроде готовились, а как прибыли, то оказалось, то тут не так, то там не эдак. Домой шёл уставший и охрипший. Мало Мехлис расстреливает. Половину надо командиров отправить в ад дисциплине обучаться. А интендантов всех, даже грузчиков. Шёл и только у двери осознал, что и не проверялся и даже вообще по сторонам не смотрел. Ну, и ладно. Теперь уже дома.

Добрался до кухни, сделал себе пару бутербродов с чаем, поглотил и вырубился. Прошлая бессонная ночь и суматошный день сказались. Проснулся от дребезжания будильника. Ну, значит, не было и сегодня «Воронка».

В штаб по привычке уже зашёл с чёрного хода и увидел, как в углу у этого входа справляет малую нужду какой-то товарищ из водовозов.

— Мать же вашу, Родину нашу! Вон же в сорока шагах туалет! — гаркнул генерал на красноармейца. Тот эту штуку спрятал, но дело своё делать она не перестала и штаны спереди мигом намокли.

Брехт тяжко вздохнул, махнул рукой на действительность и пошёл к себе. И передумал. А чего, если за ним сегодня придут, то пусть по лесам его поищут. Поехал осматривать готовность своих лётчиков к 22 июня. Либо не нашли, либо не искали, спокойно довёз его водитель до дома. Отправив машину, Брехт нарезал пару кругов вокруг дома. Тихо. И это хорошо. Поезд с Катей и детьми всё дальше. Понятно, что больше недели добираться. И телефон быстрее паровоза. Но каждый день на него работает. Уже три прошло.

Они приехали в три часа ночи. Брехт снова спал вполглаза и подъехавшую машину услышал. Далеко ещё отечественному автопрому до бесшумных двигателей. Этот рычал, как дизель на тракторе. Иван Яковлевич спал в штанах и гимнастёрке. Быстро надел сапоги и глянул из-за шторы на улицу. Чекистов было пятеро. Один остался в машине, один пошёл обходить дом с тыла. Наверное, как раз под той берёзой и встанет. Третий товарищ встал у угла дома, а двое забарабанили в дверь.

Глава 2

Событие четвёртое

Выработка планов — напрасная трата времени, если это не поручено тем, кто будет их исполнять.

Генри Киссинджер

А молилась ли ты на ночь, Дездемона? А, может, эти люди ни в чём не виноваты, и у них семеро по лавкам, а он этих тридцать пять детей перед самой войной без кормильцев оставит? Ну, не судьба. Свои жена и дети дороже. Гораздо дороже. Они тоже ни в чём не виноваты, и ему для них нужно ещё хоть три дня выиграть.

— Иду, иду, Гришка ты? — первое попавшее имя брякнул. По дороге взял в правую руку с тумбочки у кровати мизерикордию, а в левую … А в левую тоже мизерикордию. Чего от хорошего к лучшему стремиться. Привычное же оружие.

Там стукнули ещё раз и, услышав, видно, вопрос, радостно подтвердили:

— Я, открывай.

Хрень-то какая! Это они ведь к генерал-лейтенанту в дверь ломятся. Как должен выглядеть «Гришка», который командующему армией и дважды Герою Советского Союза «ТЫ» говорит?! Да ещё среди ночи требует открыть. Забавно было бы на этого Гришку посмотреть.

— Ссука ты, Гришка, последняя. Чего опять припёрся среди ночи, не буду я тебя сегодня пользовать. У тебя всё задница в прыщах. — Чего не покуражиться напоследок. Интересно, что теперь чекист ответит?

— Открывай! — и чего-то неразборчивое, оправдывался, наверное, перед собратом по органам, что и нет у него никаких прыщей на том самом месте.

— Иду, иду. — Брехт зажёг свет в коридоре или вернее в сенях, дом деревенский скорее, чем городской. Потом стал к стенке слева от двери и отодвинул громоздкую задвижку, от бывшего хозяина в наследство оставшуюся. «Гришка» толкнул дверь и руку с «Наганом» вперёд выдернул.

— Руки… — заозирался никого перед собой не увидев.

Брехт ему клинок снизу под челюсть загнал. Глубоко, сантиметров на двадцать, пока острие снизу в черепную коробку не упёрлось. Потом оттолкнул мёртвого уже «Гришку» ногой и теперь уже правой рукой вогнал второй клинок в солнечное сплетение (Plexus coeliacus) сунувшемуся в сени второму обладателю «Нагана». Товарищ больше дышать не мог. Брехт спокойно втащил его в дом и, вынув из пузы клинок, воткнул его прямо в око всевидящее.