Царская невеста

Начиналось все как и положено. В селище Бирючи царский поезд въезжал как и водится — пышно, чинно, под торжественный звон колоколов, разлетавшийся вширь по всей округе и наглядно подтверждавший почет, которым государь удостоил своего верного слугу, воеводу и князя Андрея Тимофеевича Долгорукого. Бедные вороны не знали, куда им приткнуться, и летали чуть ли не над нашими головами, так что первыми встречали нас именно они. Дурной знак, между прочим. Это я вам точно говорю — на себе убедился.

Сам Андрей Тимофеевич встречал дорогих гостей в блестящей на солнце ферязи, сплошь расшитой золотыми и серебряными нитями.

«Никогда такой на нем не видел, — не преминул заметить я. — Или он все сто рублей, что я ему дал, на нее спустил?»

В руках на подносе, покрытом вышитым полотенцем, как и положено, хлеб-соль. Словом, все по стандарту. Речь мне его, скажем прямо, понравилась не очень, особенно как он обыграл церковные праздники. Если пересказать вкратце, то смысл сводился к тому, что Иоанн не случайно заявился именно в этот день, словно Егорий-победитель, который спас несчастную деву от злого змия — глазами в мою сторону зырк-зырк, — обвязав ее своим поясом и как овцу доставив в город. Нашел с кем сравнивать. Это что же за намеки — даже обидно!

А дальше был поцелуйный обряд, и целовать Иоанну досталось не супругу Андрея Тимофеевича, а мою Машеньку! Бледная как полотно — должно быть, от волнения — и до чего же прекрасная. Ну а царь, как водится, полез целоваться, только не так, как положено. Иными эти поцелуи были, явно не обрядными. Смотреть противно на старого греховодника. Но я стерпел, только отвел глаза, чтоб не видеть. Вначале поглядел на князя. Так и есть — чуть не трясется от радости. Не иначе как и он заметил необычность поцелуя. Любоваться на его ликование мне тоже не хотелось, и я скользнул взглядом дальше, по толпе, что собралась. И вот тут-то чуть не охнул.

Светозара стояла в первых рядах. Скромненько так, не- приметненько. И одежда хоть и нарядная, но ничем особым от прочих не отличалась. Но как она смотрела на царя. Не просто — с пониманием. А на губах торжествующая улыбка. Уверенная такая, красноречивая. Мол, все идет как надо. Кому? Ей?

А едва заметила, что я на нее смотрю, улыбка у нее тут же пропала. Только очень уж она ликовала в этот миг, так что с губ она ее согнала, а из глаз убрать не получилось. И мне почему-то припомнилась осенняя ночь, когда мы с ней возвращались с полянки, а она ревела. Навзрыд. Тогда-то я, чтобы ее утешить, спросил:

— Неужто тебя всех наговоров лишили? Даже добрых не оставили?

— Оставили, — ответила она сквозь слезы. — Да что в них проку-то?!

— Ну как же, — рассудительно заметил я. — Значит, лечить ты все равно можешь. И болезни заговаривать, пусть и не все, и разные там присухи составлять, чтоб люди друг дружку любили. Так чего ж тебе еще? Вот и пользуйся. А народ тебе за это спасибо скажет.

— На что мне спасибо? Я ж хочу, чтоб меня боялись, — заявила она тогда и насмешливо фыркнула. — Болести, присухи… — И вдруг осеклась, как-то странно на меня поглядев, а потом, помолчав, не произнесла — пропела: — Ай и впрямь, пожалуй, я тебя послушаюсь. Благодарствую, князь-батюшка, за мудрое слово. Вразумил девку глупую.

И низко поклонилась. До земли. А в глазах искорки зажглись. Странные такие, насмешливо-загадочные. Как бесенята — прыг-прыг, скок-скок.

Мне отсюда не разглядеть, но я был уверен — эти искорки и сейчас скачут в ее глазах. Прыг-прыг. Скок-скок. Радуются вместе с хозяйкой. А чему?

От всех этих мыслей я чуть не пропустил своей очереди на поцелуй. Губы у Маши были отчего-то холодные. Лицо мраморное, и губы такие же. Да и сама она стояла как неживая.

Когда дошла очередь до вина, Борис Годунов сунулся было выполнить свою обязанность — он же кравчий, ему все надо пробовать в первую очередь, в том числе и вино на подносе, но Иоанн тут же небрежно его в сторону и за кубок. Он даже пил, не отрывая глаз от княжны.

А мне про приворотное зелье вспомнилось. Как там оно называется? Присуха? Вот-вот. Если, к примеру, плеснуть его в вино Иоанну, то получается, что… А додумывать не стал — уж очень погано получается. Я, конечно, во все это не верю, сказки, бабкины бредни, но вдруг. Или требуется вначале пить, а потом целовать? Возможно. Но тогда чему радовалась Светозара?

Спустя пару дней я, улучив момент, все-таки разыскал ведьму. Как она ни отбрыкивалась, что ее ждет князь с настоем для княгини, я не отстал. Прижал в углу к стене и твердо заявил:

— Рассказывай, а то не выпущу.

— Нечего мне рассказывать. Чиста я пред тобой. И уговор наш блюду, яко поклялась, — категорически отрезала она и шнырь у меня под руками — только я ее и видел.

Но, чуть отбежав, перед самой лестницей, что вела в женскую половину, она остановилась, обернулась и напомнила:

— Гляди ж и ты — не порушь наш уговор, да ключницей взять меня не забудь.

И бегом наверх.