Царская охота

— Каких таких татей? — Митька уже начал голос повышать. Стоит, похоже, спиной к дверям, чтобы никто проскользнуть мимо него не сумел. — Да подожди, Александр Иванович, со своими иноземцами? Я, что ли, виноват, что ты государев указ о нюхачах до этого шевалье не донес, теперь сам решай, как выпутываться будешь. — Ага, похоже, что Александр Иванович – это Румянцев, отправленный Жана-Филиппа Орлеанского встречать который на дверях во дворец не сумел пройти нюхательный контроль. Ну, это решаемо, комнаты для Орлеанского шевалье уже приготовлены, так же, как и для сопровождающей его дамы, которая не являлась, судя по докладам его женой. Просто мы не ожидали, что они именно сегодня появятся, почему-то я ожидал прибытия гостей только завтра к вечеру, о чем и было объявлено. И Митька, вот бес рыжий, прекрасно знает, что там за иноземцы, нет же, решил почему-то Румянцева довести до удара.

— Так куды телеги загонять?

— Что ты под руку лезешь, не видишь что ли, занят я, дай мне с графом закончить! — похоже, что сразу с двумя посетителями, каждый из которых считает свое дело наиглавнейшим, Митька справиться не может. Вздохнув, я начал подниматься из-за стола, чтобы избавить его хотя бы от одного. — Александр Иванович, ну что ты как маленький? Французам твоим крыло северное выделено. Ждут их там, вот туды и веди шевалье с его… хм… дамой. Да не забудь предупредить об омовениях, ежели не хотят в своем крыле до весны просидеть!

Так, с Румянцевым разобрался, я снова сел в кресло и сложил руки домиком, соединив кончики пальцев. Вытянув под столом ноги, продолжил наслаждаться таким внезапным акустическим концертом. Хоть какое-то развлечение. Не по ассамблеям же каждый день мотаться с Петькой, который, похоже, во вкус вошел. Как бы в неприятности не влип, со своими лямурами.

— Все, разобрался с графом? Видишь, ушел граф, теперь давай со мной разбираться, — и кого это такого наглого с обозом извинений от польских магнатов пустили? Даже интересно посмотреть на этого человека.

— Так, теперь ты, — Митька уже не орал и мне пришлось прислушиваться, потому что толщина дверей не позволяла слышать, что в большинстве своем происходит в приемной, только вот такие эмоциональные вещи и проникают в тишину моего любимого кабинета. — Обозы на Монетный двор свезешь, туда уже распоряжение поступило, там сдашь под опись, а они уже распределят, что в хранилища, что в казну, что в сокровищницу. Энто уже не наше дело. Приказ специальный от канцелярии государя еще три дня как получили, так что ждут с распростертыми объятьями и со счетными принадлежностями.

Ух ты, молодцы. Я, собственно, и возложил на отдельную канцелярию такие вот заботы, для того и создал ее, отдав под подчинение Репнину. Он-то точно злоупотреблений не допустит. Потому что начал понимать, что все. Не могу уже вывозить, что сам же вот этими вот ручками на себя взвалил. Теперь вижу, не зря расстарался. Ну, сам себя не похвалишь, никто и не почешется.

— А что там за тати у тебя? — да-да-да, что там за кретины такие, что решили на вооруженный до зубов обоз напасть, у которого наверняка и лошади выучены кусаться и людей топтать?

— Да какие-то скорбные на всю голову решили пощипать, — голос стал задумчивым. — Не нашенские. Наши бы не полезли, видно же сколько солдат в охране. То ли венгры, то ли румыны, хрен их разберешь. Даже убивать жалко было. Так повязали. Всю дорогу откармливали, видно же, что с голодухи полезли. Что? Откуда по дороге из Польши взялись венгры, ну, или румыны?

— Откуда там такое чудо? — вот, даже Митька удивился.

— Да откель я знаю? Так куды их?

— В Разбойный приказ вези, там разбираться будем, — наконец, после минутной паузы решил Митька, обдумавший все ближайшие перспективы. Все-таки хорошего помощника Ушаков себе приготовил. Только вот сдается мне, что просить меня скоро будет отдать ему Митьку. Хрен ему во все рыло, отдам, и сам что делать буду? А решение правильное. Были бы нашими, то к Радищеву на правеж и дознание, а с этими то ли венграми, то ли болгарами, черт его знает, что делать? Самому придется в Разбойный, который свои последние дни доживает, самоликвидируясь под напором наглых птенцов Ушакова, идти. Ну, да поди не переломлюсь.

— Как все выполнишь, так сюда вернешься, к государю на доклад, — а вот это правильно, я хоть посмотрю, кто ты такой будешь, мил человек.

— Дык это ж, дня через три только все под опись посчитают, — пробурчал неизвестный мне офицер, а никого другого Михайлов бы на порог не пустил.

— Так ведь государь-то никуда вроде тебя не торопит, — вполне резонно ответил Митька, а по тому, что его голос отдалился и слова стали уже почти неразличимы, можно было судить, что они отошли от двери.

Ну вот и ладушки. Я негромко рассмеялся и придвинул к себе отодвинутую чернильницу. Пора к Табели о рангах возвращаться. Но только я обмакнул перо в чернильницу, как дверь распахнулась.