Царская Русь

Шестнадцати лет ее выдали замуж за родовитого и богатого человека, по имени Георгия Осорьина; их повенчал в его селе Лазареве, в церкви св. Лазаря, священник Потапий, который и дал им наставление, как жить по Закону Божию. Юлиания с ревностью исполняла его наставление. Осорьин жил со своими родителями. Она оказывала послушание свекру и свекрови, а те поручили ей «править все домовое строение». Муж ее подолгу отлучался на царскую службу, и тогда молодая жена еще усерднее занималась как домашним хозяйством и рукоделием, так молитвой и делами благотворения. Всякий вечер творила она до 100 земных поклонов с коленопреклонением, вставала и молилась по ночам; с раннего утра она уже была на ногах; причем не требовала к себе рабынь для помощи, но умывалась и одевалась сама. С холопами обращалась ласково, пеклась об их довольствии пищей и одеждой; провинившихся старалась исправлять кротостью, заступалась за них перед свекром и свекровью; нищих, вдов и сирот принимала, кормила и по возможности наделяла. Особенно проявила она свою благотворительность, когда Русскую землю постигли голод и моровая язва; тогда она последний кусок делила с голодными и собственными руками омывала гнойные язвы, меж тем как другие боялись всякого прикосновения к зараженным. Когда умерли ее свекр и свекровь, она осталась полной хозяйкой в доме. Судьба послала ей жестокое испытание. У нее было несколько сыновей и дочерей. Между детьми ее и холопами происходили частые ссоры, которые она старалась усмирять; но, кажется, меры кротости не всегда были успешны. Однажды холоп убил ее старшего сына, а другого сына убили на царской службе. Тогда Юлиания хотела всю себя посвятить Богу и просила мужа отпустить ее в монастырь. Муж умолил ее не покидать его и детей; Юлиания осталась, но с условием, хотя жить вместе, однако прекратить супружеский союз. С этого времени она окончательно предалась посту, молитве, добрым делам и посещению храма Божия. Будучи сама неграмотной, она очень любила слушать божественные книги, которые читал ей муж. Сей последний умер прежде нее. Жена раздала щедрую милостыню ради его памяти и заказывала многие сорокоусты по монастырям и церквам.

Хотя Юлиания продолжала жить в миру, но старалась во всем уподобиться самой строгой подвижнице. Свою теплую одежду раздавала нищим, а сама и в жестокие зимы ходила легко одетая, сапоги обувала на голые ноги и вместо стелек клала в них ореховую скорлупу; спала не на постели, а на дровах, которые клала острыми концами к телу, а под ребра свои подкладывала железные клинья. Житие ее рассказывает, что, подобно святым подвижницам, она была искушена видениями бесовскими; бесы являлись к ней и пытались ее смущать; но всегда были прогоняемы ее молитвами и слезами. Имея в руках четки (обычную принадлежность того времени не только духовных, но и мирян), она постоянно творила молитву, так что и во сне уста ее двигались. Так дожила она до времен царя Бориса Годунова, когда Русскую землю посетил страшный голод. Юлиания распродала все: скот, платье, домашнюю утварь, чтобы покупать жито, кормить свою челядь и подавать милостыню нищим. В это время она переселилась из Муромского края в Нижегородский. Многих рабов своих она отпустила на волю, будучи не в состоянии их прокормить, а оставшихся принуждена была питать хлебом, смешанным с лебедой и даже с корой древесной; так велико уже было оскудение. Наконец и сама она скончалась в эту бедственную пору, в 1604 году. Тело ее отвезли в село Лазарево и погребли рядом с ее мужем у церкви Лазаря. Праведное житие Юлиании было потом описано одним из ее сыновей. Мы не думаем, чтобы подобные женщины были редкими явлениями в древней Руси. Житие ее показывает также, что далеко не все мужья того времени изображали из себя грозных деспотов, наделяющих жестокими побоями жену и всех своих домашних, и что свекор и свекровь также бывали люди добродушные, которые жили в наилучших отношениях со своей невесткой^{88}.

От памятников письменности обратимся к памятникам строительного искусства в данный период, т. е. к памятникам храмового зодчества. В этой области мы встречаемся с несколько новым для нас типом или, по крайней мере с значительным видоизменением прежнего.