Царская служба (СИ)

— Вы же понимаете, Семен Андреевич, — говорил Степанов, — что если и были у капитана Бразовского причины убить Маркидонова, то причины эти искать следовало исключительно в делах денежных. Я потому и приказал капитана под арест посадить, чтобы можно было все бумаги по закупкам у Маркидонова поднять да просмотреть внимательно. А тут губные со своим маньяком… Мало того, что офицер, по моему убеждению, ни при каких обстоятельствах маньяком оказаться не может, так еще и копаться в наших бумагах губным уж точно ни к чему. Да и не понимают они в военных закупках ничего. А мы знали, что и как в тех бумагах искать. Нашли бы — и Бразовского так прижали, что либо сознался бы он как миленький, либо сам на допрос под заклятием попросился!

— И как, нашли что-нибудь? — заинтересовался Лахвостев.

— Ничего, — разочарованно признался Степанов. — А как потом того чухонца убили, губные давай в Москву писать, мол, военные следствию препятствуют, не дают всех подозреваемых проверить…

«Тот чухонец» — это, надо полагать, Лоор, шестой и пока что последний нумер в списке жертв.

— А Бразовского пришлось выпустить, — продолжал Степанов. — Бумаги в порядке, губные маньяка своего ищут, а раз тот маньяк чухонца убил, пока Бразовский под арестом сидел, то капитан, стало быть, и ни при чем. Не поймешь этих губных, то подавай им Бразовского как подозреваемого, то опять маньяка! Нет, Семен Андреевич, не понимаю, совершенно не понимаю!

— Ничего, разберемся, — в голосе Лахвостева звучала уверенность. Интересно, он и правда уверен в успехе или же Степанова успокаивает? — Но вы мне, Иван Данилович, вот что скажите, сугубо между нами и не под запись, — тут мой начальник доверительно наклонился к Степанову. — Вы-то сами как считаете, виновен капитан Бразовский или нет?

— Положа руку на сердце, Семен Андреевич, — ответил Степанов не сразу, — тут и так, и этак повернуться может. Прямых улик нет, косвенных немало, но на то они и косвенные… Я-то, если уж начистоту, уже собирался капитану допрос под заклятием предложить, чтобы сам на то согласился. Так оно проще было бы. Признался бы Бразовский в убийстве или в воровстве с закупками — пошел бы под военный суд. Не признался бы — и делу конец.

— А если бы не согласился? — влез я с вопросом.

— Увольнение от службы без мундира и пенсии, — сухо ответил Степанов. — И пусть бы им тогда губные занимались. Что же вы, Семен Андреевич, — обратился он к Лахвостеву, — столь неопытного помощника себе взяли? А вам, прапорщик, — это он уже снова мне, — следовало бы знать, что служилые люди могут быть допрошены под заклятием только с их согласия, за исключением подозрения в государственной измене. И ежели такового согласия не дадут, немедленно увольняются от службы и передаются губным властям. Конечно, и губные уволенных отказников допрашивать под заклятием также не вправе, но, уж поверьте, они и безо всяких заклятий умеют все выведать. Тем более, держать таких подозреваемых у себя губная стража может сколь угодно долго.

— Прапорщик Левской участвует в следствии по собственному государеву пожеланию, — веско пояснил Лахвостев.

— Вот как? — удивился Степанов. — Мои извинения, Алексей Филиппович, но все-таки правила нашей службы знать надо.

— Виноват, господин майор! — вскочив со стула и встав смирно, я показал, что дельные замечания старшего по званию для меня не менее важны, нежели его извинения.

— Вольно, прапорщик. И без чинов, — проявленное мною почтение майору Степанову понравилось. — Пожелаете лично допросить Бразовского? — это уже Лахвостеву. Лахвостев пожелал.

…Капитан Бразовский оказался коренастым, широкоплечим и большеруким. Грубые черты лица капитана больше подходили простолюдину, нежели литвинскому шляхтичу, каковым он числился согласно своей послужной ведомости.

— Скажите, капитан, — Лахвостев говорил негромко и мягко, — вот вы ругались с купцом Маркидоновым, в воровских посулах его обвиняли. Почему же вы о его поведении не доложили начальству?

— Хорошего поставщика терять не хотел, господин майор, — спокойно ответил Бразовский.

— То есть он вам долю от воровских доходов предлагал, а вы его хорошим поставщиком именуете? — с легкой усмешкой поинтересовался Лахвостев.

— Провиант он поставлял надлежащего качества, в оговоренные сроки, цены у него не сказать, что совсем уж малые, но ниже, чем у остальных купцов, те же припасы предлагавших, — обстоятельно пояснил капитан. — А что в воровство меня вовлечь хотел, так это дело обычное.

— Обычное? — недоверчиво спросил Лахвостев.

— Обычное, — капитан пожал плечами. С его сложением выглядело это несколько угрожающе. — Любой купчина хочет доходов побольше, а расходов поменьше. Потому и к воровству все они склонны. Кто поглупее, те тайком в хороший провиант подсунут гниль всякую. Кто похитрее, попробуют офицера подкупить. Но со мной такое не проходит. Мне казенные деньги уж одиннадцать лет не просто так доверяют. Ни одна ревизия никаких вольностей в их расходовании не нашла. Потому что нет их, тех вольностей. И не было ни разу.