Царская служба

Ну, с этим-то я спорить не стал. Тем более, револьвер у меня как раз был. Хм, достать, что ли, из дорожного чемодана? На войну я его с собой не брал, чтобы не возиться со снаряжением барабана, и не прогадал — ни разу не попадал там в такое положение, в котором револьвер мне прямо так уж и пригодился бы. А тут… Кто его знает, того маньяка, как и зачем он Буткевича выследил, но результат-то я видел… И оказаться на прозекторском столе мне совершенно не хотелось. Вот ни капельки, честное слово!

Тут я и поделился с Лахвостевым своими соображениями насчет того, что за личиной Парамонова скрывается некто, имеющий прямое отношение к городскому купечеству. Семен Андреевич в ответ обрадовал меня рассказом о том, что губные и сами это не хуже нас с ним понимают, а потому уже начали поиски в купеческой среде. Честно сказать, я тут не завидовал ни губным, ни купцам — их взаимная неприязнь, основанная на истовой вере губных в воровскую сущность купцов и столь же стойкой убежденности купцов в том, что губным от них только взятки и нужны, обещала тем и другим немало неприятностей самого разного свойства. Я же, когда мы с чаепитием закончили и готовились уже отойти ко сну, думал о другом.

Явный купеческий след, тянувшийся за фиктивной личностью Парамонова, нашептывал, что в деле могут иметь место и, так сказать, крайние методы конкуренции. Боюсь, придется еще долго и старательно разбираться, кому и на какие суммы перебегали дорожку Пригожев с Аникиным, и какое отношение к купеческим разборкам имел фон Бокт, раз уж и он у нас среди жертв. Тоже, знаете, работа не из приятных и ее будет, мягко говоря, много. Но!

Но против такой постановки вопроса молчаливо возражали три последних жертвы — Ермолаев, Лоор и Буткевич. Уж этих к конкурентным войнам никак не прислонить. Получалось, что три первых жертвы, Пригожев, фон Бокт и Аникин, вполне могли погибнуть в битве за деньги, а три последних, Ермолаев, Лоор и Буткевич — ну вот никак. И это при том, что губные клялись и божились — всех шестерых убил один и тот же душегуб. Ну вот как, как это могло сложиться?!

Как изрядный опыт моей прошлой жизни, так и тот, что успел накопиться в жизни этой, настойчиво говорили, что любая ситуация, какой бы сложной и запутанной она ни была, в основе своей имеет причину, понять и объяснить которую совсем не сложно. Поэтому я точно знал, что как только мы изловим маньяка и выявим причину его действий, то и тут все окажется простым и понятным. Вот только как бы это прояснение приблизить?

Стоп. А кого мы, собственно говоря, ловим? Маньяка, то есть человека с искаженными разумом и душой? Или расчетливого преступника, действующего по хитро продуманному плану для обеспечения своих неведомых нам интересов? Вот это вопросик…

Кое-как уняв волнение, охватившее меня от такого поворота моих размышлений, я попытался посчитать, в чью пользу говорят известные нам по данному делу факты.

Однозначно в пользу маньяка свидетельствовал единый типаж жертв, за исключением, понятно, Буткевича. Но он один, а жертв примерно одинаковой наружности — пять. Одинаковые орудия и способы убийства тоже голосовали за маньяка, тут даже Буткевич в строку приходился. Спонтанность (вслух бы не сказать, тут к таким словечкам еще не привыкли), установленная в случаях с фон Боктом, Ермолаевым и Лоором, и предвидение, которое я опознал в тех же убийствах — еше плюс версии о маньяке. Точнее, два плюса. Итого четыре голоса за маньяка. Минусы к «маньячной» версии — тот же Буткевич (хотя это еще как сказать) и четкое разделение жертв пополам по признаку отношения к купечеству — половина (купцы Пригожев и Аникин, а также чиновник Торговой палаты фон Бокт) такое отношение имела, а половина, включавшая мещан Ермолаева и Лоора вместе с армейским старшиной, а в прошлом губным стражником Буткевичем — нет. То есть маньяк набрал четыре плюса и два минуса, причем один из этих минусов можно было и списать. Неплохой результат, прямо скажем, очень даже неплохой.

Теперь поглядим, что у нас с расчетливым преступником, убивавшем ради своей корысти. Хм… Получалось, что ничего! Точнее, ничего, что можно было бы считать установленным фактом. Выгода от гибели Пригожева, фон Бокта и Аникина? А чья, простите? Бессонова, унаследовавшего деньги Аникина? Так у него железное алиби. Неустановленных лиц? Так надо их для начала установить.

Так что же, мы все-таки ищем маньяка? Да, помнится, приходило мне на ум, что маньяк мог и свою страсть к убийствам удовлетворять, и выгоду от них иметь. Но все же и в этом случае он прежде всего маньяк. А ключи к раскрытию его истинного лица и последующей поимке искать теперь можно аж в двух местах — выяснив, кто такой Парамонов, и найдя, где же и в чем пересекались маньяк и урядник губной стражи Буткевич. Интересно, если направлений поиска вдвое больше становится, вероятность находки от этого повышается или как?

Глава 22. Служебные тонкости