Царская свара (СИ)

— С вершок, и еще с половиной осьмушки. А крест третьей степени именовать Рыцарским, меньше размерами на четверть вершка, и носить его на ленточке, приколотой булавкой к мундиру впереди медалей. Все кресты покрывать на лучах красной эмалью, а медальон в центре теми, что по цвету определены Нами будут. А в нем поместить горностаевую мантию под великокняжеской короной и вензель на оной из букв СВ состоящий, что означают «Святой Владимир».

Иван Антонович остановился, подумал, мысленно подбирая подходящие слова. Оказалось не так легко учреждать то, что сам решил изменить. Первоначальный расчет был простым — слить воедино как «Владимира», так и современный орден «За заслуги перед Отечеством», избавившись от высшей степени (кресты одного размера). Но введя вместо двух медалей награды для низших чинов и младших офицеров, а также многочисленной чиновничьей братии, дабы поощрить усердных, отличая их от нерадивых сослуживцев, куда более представительных в числе и вороватых не по усердию своему в делах государственных.

— Четвертая и пятая степень делаются из золота и серебра, что идет на чеканку империалов и рублей. Эмалью не покрываются и размерами своими соответствуют Рыцарскому Кресту. За отличие на поле боя, или победную баталию, на кресты к верхнему ушку крепятся скрещенные мечи соответствующих для оной степени размеров.

Иван Антонович загрустил — далее все расписывать сил не осталось. Если все самому делать, то с ума сойти можно или от перенапряжения помереть. Да еще крепость гвардейцы ядрами долбят как заведенные, каменная пыль стоит, дышать трудно. Так что с «темы» нужно изящно соскочить, и пусть за него работу довершают.

— Кабинет-секретарю («когда-нибудь оного все же получу» — промелькнула мысль), бумаги сии передать в Сенат — господа сенаторы должны принять статут награды, сделать образцы всех степеней со звездой и передать мне на утверждение. И сроку тому назначаю три недели, начиная со дня прибытия Нашего в столицу, город Санкт-Петербург.

Маша старательно дописывала текст, а Никритин уселся на топчан размышлять, поглядывая на изувеченную осколком бомбы ладонь. Холстины сухие, но грязные, с окровавленными пятнами.

«А могло и голову оторвать, как несчастному Мировичу! Несказанно повезло», — несмотря на потерю пальцев, мысли были насквозь позитивными — все же за жизнь нужно платить постоянно, чтоб потом оной не расплатится по выставленным Судьбой счетам. Мойры ведь прядут и прядут человеческую пряжу, а потом раз ножницами по ней — и перерезали чью-то жизнь. И все равнодушно, с четкостью механизма, которому неведома ни ярость, ни жалость, совершенно глухого к мольбам…

— Ваше императорское величество, — в каземат спустился комендант цитадели капитан Морозов, уставший, взгляд напряженный и голос чуть дрожит от сдерживаемого волнения.

— У северного шанца бой идет — наши суда сражаются, видимо, с лодками, что пошли на абордаж. Пока неясен итог баталии, но корабельные пушки больше не стреляют.

— Предупреждал ведь лично о такой затее неприятельской, — пробормотал Иван Антонович недовольно, живо поднялся по ступеням, вошел в башню и сразу приник к бойнице. Туман потихоньку начал сходить, редеть и были видны мачты и корпуса кораблей. Быстро подсчитал их — трое, видимо скампвея подошла, хоть и с запозданием. И сразу успокоился — взять галеру на абордаж из лодок крайне затруднительное мероприятие, с шансами один из тысячи. Там экипажа на две с половиной сотни моряков с гребцами — сами к абордажу предназначены.

— Баркасы выведены из канала?

— Да, государь! Там уже подполковник Бередников. Ожидает ваше императорское величество с нетерпением!

— Тогда немедленно отправить один к нашим кораблям! Пусть подходят ближе к острову и забирают всех женщин с детьми и раненых. Доставлять их будем на лодках, не мешкая. Так что пусть все выходят на берег — под стенами безопасно. Туман начал рассеиваться! Я должен покинуть крепость и отправится в армию фельдмаршала Миниха….

Глава 12

Санкт-Петербург

Императрица Екатерина Алексеевна

после полуночи 8 июля 1764 года

— Сын мой, вам надлежит немедленно отправиться с графом Орловым в поездку, — Екатерина Алексеевна взяла теплые ладошки мальчика в свои руки. Тот, непривычный к ласкам матери удивленно посмотрел. Женщина улыбнулась в ответ как можно более приветливо и нежно, что не составило труда — привычка к лицемерию у нее сформировалась еще в детстве, так что давно стала второй натурой.

Екатерина Алексеевна все десять лет равнодушно относилась к сыну, своему первенцу, никто не видел, чтобы она проявляла обычные для любой матери чувства. И может быть потому, что ребенка, сразу после его рождения, забрала царственная бабка государыня Елизавета Петровна. Так что за семь лет она от него полностью отвыкла, к тому же не скрывала свою неприязнь, даже когда вошла на престол.