Хотя поступила совершенно в своем характере, унизив его образно — оставила в столице, но перевела не в армейский, а гарнизонный полк — такое назначение было пощечиной, и Федор Михайлович возненавидел ее всеми фибрами души. А потому в мятеж против нее на стороне освобожденного из «секретного каземата» Шлиссельбургской крепости молодого царя Иоанна Антоновича, абсолютно легитимного по всем законам, и к тому же уже правившего, пошел не просто охотно, с превеликой радостью. Ведь взошедшему снова на трон императору он сам тоже будет в определенном свойстве приходиться. Одно плохо — по приказу полковника Бередникова, коменданта лейб-гарнизона, что бригадирскому чину ровен, оставили его здесь тылы стеречь. Поручение важное — но тут не будет случая удачу схватить, как в баталии представляется, вот где беда!
— Господин капитан… Там это…
Федор Михайлович с недоумением посмотрел на запыхавшегося капрала — тот с очумелыми глазами только разевал рот, стараясь отдышаться. Наконец с трудом выдохнул:
— Там сама царица Катька в карете едет! Узнал я ее! А с нею конвой кавалергардов, с два десятка, все каски в перьях!
Капитана Салтыкова подбросило на месте — придерживая шпагу рукой, побежал к засеке, которой перегородили дорогу за поворотом. Чтоб сразу было ее увидеть, а, значить, успеть повернуть лошадей или карету с повозкой. Таким макаром они с десяток столичных фурьеров и «гостей» переловили — под дулами двух трехфунтовых пушек, скрытых в кустах, и полусотни фузей, все живо покладистыми становятся и руки покорно дают связывать заранее нарезанными веревками.
Федор Михайлович успел добежать — знакомая карета с императорскими гербами и запряженная шестеркой только въезжала в поворот тракта, пыля колесами — лето ведь стоит жаркое. И оценил обстановку мгновенно — такой подарок судьбы выпадает всего один раз в жизни. Теперь сам государь Иоанн Антонович будет ему
— Бить по карете! Только по карете — все беру на себя — там Катька
Канониры радостно ощерились, и со сверкающими глазами поднесли к затравочным трубкам пальники с дымящимися фитилями. И через секунды обе пушки оглушительно рыкнули, пламя вырвалось из стволов, выпустив клубы белого порохового дыма. И тут же загремели фузеи — окутав кусты и засеку густыми дымками.
— Бей кавалергардию!
Солдаты полезли густо и зло, вот только сражаться было не с кем. Истошно ржали от невыносимой боли лошади, их тут же добивали, избавляя от мучений. Кавалергарды, еще минуту назад нарядные, а сейчас в изодранных и окровавленных мундирах лежали в пыли — лишь несколько всадников быстро удалялись, нещадно нахлестывая коней.
Фомичев бросился в карете, сжимая шпагу в руке — если царица выжила от убойного залпа осьмушки пуда картечи, то ее нужно добить немедля, чтобы никто ничего не понял.
Рванул отломанную дверцу, заглянул вовнутрь кареты и тут же отшатнулся, сдерживая тошноту. Залпом картечи «матушке-царице» почти снесло голову, в кровавом месиве видны были только черные волосы, разобрать больше ничего толком нельзя. А вот лицо у фрейлины уцелело, зато тело было истерзано, залито дымящейся кровью.
А вот цесаревича Павла в карете не было — видимо в столице остался. Ничего, жить ему недолго — если император пожалеет, то Миних ошибку исправит незамедлительно.
— Императрица умерла! Нет ее ныне!
Радостный крик вырвался непроизвольно. Дрожащими руками Федор Михайлович снял голубую ленту (порядком залитую кровью), отцепил с нее орденской знак, оторвал от платья большую серебряную звезду. Пока никто не видел, плюнул в кровавое месиво, что было женским лицом — так прорвалась накопившаяся за два года злоба.
— Виват императору Иоанну Антоновичу!
Солдаты моментально просекли, что они совершили во благо царя, и что всех ждут награды. А потому подошедший поручик лишь завистливо вздохнул, получив от Салтыкова приказ:
— Принимай командование и неси тут службу дальше как следует! Украшения драгоценные под опись соберешь с присланным от царя офицером! А я к самому императору Иоанну Антоновичу с известием поскачу немедленно, о таком
Глава 4
Западнее Шлиссельбурга
Премьер-майор лейб-гвардии Преображенского полка
Генерал-майор, граф Алексей Орлов
после полудня 8 июля 1764 года