Обед подавали в час дня, и вот меню одного из них: «Индейки с шио, терины с крылами и пуре зеленым, утки с соком, маринад из цыплят, окуни с ветчиной, пулярды с труфелями, рябчики по-испански, черепахи, чирята с оливками, гато компьенский, двенадцать салатов, семь соусов, хлебцы тарталеты».
А вот меню так называемого «малого» обеда. Помимо супа, отварной курицы с цветной капустой и мяса с картошкой, на столе красовалось блюдо с четвертью жареного барашка (причем ягненок был новорожденным, так что, как писала одна из современниц, нога такого барашка была не больше утиной лапки), уткой и бекасами. На столе обязательно была отварная говядина, а также котлеты, сосиски, лангусты и различные гарниры из тушеных грибов и овощей. На десерт, помимо слоеных яблочных пирожков, подавали апельсины, яблоки, персики, вишни, бисквиты. Упоминаются в этом ряду почему-то макароны и пармезан.
Любимым блюдом Екатерины II была разварная говядина с солеными огурцами или квашеной капустой. За обедом она выпивала рюмку вина и запивала еду чистой водой. Любила также смородиновую воду. Что касается вечерней трапезы, ужина, то для императрицы это было понятием условным. Она обходилась просто яблоком, а то и вообще пренебрегала едой в вечернее время. Если, конечно, в тот вечер не было очередного бала или вечеринки. Тут уж волей-неволей приходилось изменять своей привычке. Правда, Екатерина могла во время ужина лишь слегка притрагиваться к еде.
Есть забавный рассказ о том, как императрица приехала мириться (после ссоры) с Михаилом Ломоносовым, который в это время обедал. Он пригласил ее за стол и сказал, что не обессудьте, дескать, ваше величество, у меня сегодня на обед кислые щи да каша. На что царица ответила, что это ее любимые блюда. К квашеной капусте у императрицы было особое пристрастие еще и потому, что она умывалась по утрам капустным рассолом, полагая, что он является прекрасным средством от морщин. Любила также и свежие фрукты. Каждый Новый год она получала от одного предпринимателя золотое блюдо с оранжерейными персиками, виноградом, грушами, сливами и прочими фруктами и так радовалась, что, говорят, как девчонка, прыгала и хлопала в ладоши. Кстати сказать, фрукты, а также и овощи доставлялись к царскому столу также и из садов в Царском Селе, где возвели оранжереи, в которых, среди прочего, садовник Якоб Рехлин выращивал ананасы и апельсины. Эти экзотические фрукты доставлялись к столу императрицы «за казенной печатью». Помимо фруктов, выращенных в теплицах, на царский стол попадали, конечно, и привозные, такие, к примеру, как киви и манго.
Мы уже говорили о том, что при прежних императрицах, Анне и Елизавете, французская кухня изрядно потеснила русскую. На столе традиционно русские закуски соседствовали с немецкими и французскими. Колбаса и буженина стояли рядом с икрой, стерлядью, осетриной и привезенными из Франции устрицами. В эпоху Екатерины II уже можно говорить о полной победе европейской кухни в домах знати. Кроме французской, прижились английская и итальянская. Время подовых пирогов, блинов, жареных поросят, кулебяк и сбитней заканчивается. Конечно, русская еда по-прежнему популярна в народе, но в богатых домах, где звучит французская речь, господствует французская мода, где читают исключительно французские книги, мудрено было бы увидеть на столе щи и кулебяку. Теперь повар-француз готовил вместо этого бульон и говядину беф а-ля мод [3] , вместо ватрушек и калачей – торты и пирожные, а напитками служили не квас или мед, а сидр и крюшон. Ну и вино, конечно. Бутылка французского вина в то время стоила дорого – около тридцати копеек, а цена шампанского доходила до рубля. Впрочем, об употреблении алкоголя в эпоху Екатерины II мы поговорим чуть ниже.
Екатерина устраивала также «интимные обеды», число гостей на которых было ограничено (не менее числа граций и не более числа муз, то есть от трех до девяти). В источниках упоминаются такие, к примеру, названия блюд на этих обедах, как запеченная в золе говяжья нёбная часть с трюфелями, жирный «девичий» крем, телячьи хвосты, бекасы с устрицами, похлебка из рябчиков с пармезаном, гусь в обуви, голуби по-станиславски и так далее. Самым, пожалуй, оригинальным в этом ряду были говяжьи глаза в соусе под остроумным названием «поутру проснувшись». Впрочем, кажется, это из меню ужина у Потемкина.
Надо здесь отметить, что к поварам царица была чрезвычайно благосклонна. И если даже блюдо на ее столе оказывалось пересоленным или пережаренным, она не подавала виду и не только не наказывала провинившегося, но даже и защищала, если гоф-маршал намеревался устроить выволочку тому или иному повару. Он же старался, говорила она, быть может, он невиноват, что так получилось, и прочее в его защиту.
Екатерина II, будучи искусной дипломаткой, для высоких гостей из Европы приказывала готовить их любимые блюда. Когда она не знала гастрономических пристрастий гостя, тогда посылала в свиту приехавшего своего человека, чтобы тот навел справки. Однажды произошел казус. Посланный Екатериной метрдотель, а дело было в Царском Селе, наткнулся на самого гостя, австрийского императора Иосифа, которого не знал в лицо, и спросил у него, что из еды любит император. Тот ответил: «Вы не могли бы более удачно найти человека, чтобы узнать, что он любит есть: это кусок вареного или жареного мяса и суп, он обожает окорок, но наиболее приятны были бы ваши традиционные русские блюда».
Действительно, наши деликатесы, особенно рыбные, всегда были в чести у иностранцев. Самой вкусной из рыб считалась стерлядь, и ее постоянно подавали на парадных дворцовых обедах, вызывая восторг у высоких иностранных гостей. Царила она и на столах знати, но редко попадала в рот простолюдину из-за своей дороговизны.
С этой рыбой связан такой вот исторический анекдот. Путешествуя по берегам Волги, Екатерина поинтересовалась у рыбаков, как это и водится, уловом и вообще каково им живется. Они ответили, что все бы ничего, если бы их не обязывали отправлять большое количество этих дорогих рыб в конюшни ее величества. Она им сказала на это: «Хорошо сделали вы, что уведомили меня об этом. А я до сих пор не знала, что лошади мои едят стерлядей! Постараемся это дело поправить». Сейчас эта рыба почти исчезла. Поясним, что стерлядь – рыба из породы осетровых – любит очень чистую воду, поэтому в современном мире ей трудно было бы выжить. Ну и браконьерство, конечно.
Если продолжить эту тему, то следует отправиться на ужин к графу Алексею Орлову, предполагаемому виновнику гибели Петра III, который любил удивлять своих гостей не только размерами рыб и толщиной спаржи, но и вообще широким размахом, благо возможности у него для этого имелись – Екатерина щедро одаривала участников переворота 1762 года. В его огромной усадьбе процветало в чистом виде натуральное хозяйство. Практически все продукты поступали на стол графа с огородов, оранжерей, скотного двора и прудов, где выращивалась разнообразная пресноводная рыба. За столом у Орлова усаживалось иногда до двухсот человек. Воображение гостей поражали большая величина стерлядей (эта рыба достигает метровой длины и веса до 16 кг), судаков, карпов и других рыб, оранжерейные ананасы и персики, нежнейшее мясо отпоенных молоком телят, приготовленное домашним способом шампанское и тому подобное.
Но самым богатым и знаменитым вельможей при Екатерине был светлейший князь Потемкин. Некоторое время он находился в таком фаворе у Екатерины II, что некоторым стало казаться, что он заменил ее на престоле. Действительно, Потемкин остался в истории не только как один из несметного, как говорят, числа любовников сладострастной царицы, но и как победоносный полководец, талантливый и прозорливый государственный деятель. Именно за эти заслуги Екатерина вознесла его на почти равную с собой высоту и вознаградила несметными богатствами. Что позволяло ему пользоваться всеми благами жизни с широким размахом и изобретательностью. Пиры и увеселения светлейшего князя стали легендой. На княжеской кухне трудились сотни человек, причем шеф-поварами у него служили представители десяти национальностей. Екатерина предпочитала блюда французского повара Потемкина, и, судя по воспоминаниям, ей нравились котлеты из разнообразной дичи под названием «бомбы а-ля Сарданапал». Трудно сказать сейчас, напоминали ли они по форме действительно бомбы, но размер у них был соответствующий. В екатерининские времена вельможи старались перещеголять друг друга в пышности пиров и в необычности и размерах блюд, но, еще раз повторим, тягаться с Потемкиным им было не под силу. Но в повседневной жизни, в частности во время военных походов, светлейший князь питался черным хлебом, квашеной капустой, чесноком, солеными огурцами и тертой редькой.
Вот описание бала в Таврическом дворце, данного светлейшим князем в конце апреля 1791 года по поводу взятия Измаила и заключения мира с турками. Дворец этот выстроен архитектором Старовым на месте старого дома князя и назван Таврическим в знак завоевания Крыма. Сценарий торжества, а также тексты для хора поручили написать Державину. Стихи, среди которых были и известные теперь «Гром победы раздавайся», князю понравились, но сценарием Потемкин остался недоволен, потому что Державин как-то особо его заслуги не выделил, поставив наравне с Румянцевым и Орловым. В организации грандиозного праздника принимали участие лучшие архитекторы, художники и музыканты, среди них следует назвать композитора О. Козловского (именно он написал музыку на державинские стихи) и хореографа Ле Пика, поставившего для торжества три балета, причем сам же он выступал в роли солиста.
Грандиозное это торжество обошлось светлейшему князю в немыслимую по тем временам сумму – 200 тысяч рублей. На одно только освещение потребовалось 140 тысяч светильников и 20 тысяч свечей. Всех запасов воска в столице на это не хватило, и пришлось везти его дополнительно из Москвы.
На торжество было приглашено три тысячи человек, все они пришли на пиршество в маскарадных костюмах. Сам же князь облачился в красный кафтан и епанчу из черных кружев. Одежда сверкала бриллиантами, а на шляпе их было столько, что ее вынужден был нести адъютант.
На площади перед дворцом соорудили качели, расставили столы с едой, открыли лавки с одеждой и обувью. Площадь была запружена народом, ожидавшим приезда императрицы, после которого ожидалась раздача угощений и подарков. Но произошла накладка: карету какого-то вельможи приняли за экипаж царицы, и толпа, не дожидаясь организованной раздачи, ринулась расхватывать угощения. Начались суматоха, давка и так далее. Екатерина II вынуждена была полчаса пережидать в карете, пока столпотворение не закончилось.
Екатерину встречал сын Павел, а затем императрицу усадили на покрытом персидским ковром возвышении, и собравшимся предложили посмотреть балет в исполнении отпрысков самых известных в России фамилий. Танцоры были одеты в атласные белые костюмы, украшенные опять-таки бриллиантами общей стоимостью в 10 миллионов рублей. Юноши и девушки (24 человека) исполнили поставленные Ле Пиком танцы, их выступление завершил он сам виртуозными движениями. Собравшимся показали еще один балет, а затем гостей пригласили в ярко освещенный большой зал, где при появлении императрицы грянул оркестр и хор исполнил «Гром победы раздавайся! Веселися, храбрый росс!».
Обратимся теперь к историческому источнику: «Особливое внимание заслуживали две огромные залы, отделенные одна от другой восемнадцатью колоннами. Первая из них назначена была для танцев: колоссальные столбы в два ряда окружали оную; между ними находились ложи, убранные гирляндами и внутри богатыми штофами; на своде висели огромные шары, служившие вместо люстр, блеск их отражался в бесчисленных зеркалах; вазы каррарского мрамора необыкновенной величины и печи из лазуревого камня украшали эту залу. В другой находился зимний сад, наполненный лавровыми, померанцевыми и миртовыми деревьями; песчаные излучистые дорожки, зеленые холмы и прозрачные водоемы, в которых резвились золотые и серебристые рыбы; приятный запах растений; восхитительное пение птиц; грот, убранный зеркалами с мраморною купальней внутри; возвышавшийся на ступенях сквозной алтарь с восемью колоннами, поддерживающими свод его; яшмовые чаши, лампады, венки и цепи из цветов, украшавшие оный; поставленная среди колонн на порфировом подножии с златой надписью: „Матери Отечества и мне премилосердой“, статуя Императрицы из паросского мрамора; лабиринт, окружавший алтарь с жертвенниками благодарности и усердия, истуканами славных мужей в древности, драгоценными сосудами, и на зеленом лугу высокая пирамида, обделанная в злато, с гранеными цепочками и венцами, из разных прозрачных каменьев, с лучезарным именем Екатерины: все это напоминало о волшебных замках, изум ляя взоры прелестным соединением разных климатов и времен года. Еще в одной из комнат… стоял искусственный золотой слон, на котором висели жемчужные бахромы и множество было алмазов, изумрудов и рубинов. Он ворочал хоботом, и сидевший на нем персиянин, великолепно одетый, ударил в колокол».
Упомянутый слон позже, в 1829 году, был подарен Николаем I персидскому шаху. Но продолжим. После театральных постановок и прогулки по зимнему саду начался непосредственно бал с обязательными танцами, во время которого императрица играла в карты. Кстати сказать, при Екатерине карты стали изготавливать также и в России, причем их стали клеймить (клеймо в виде сирены ставилось на червонном тузе, а на импортных картах – в виде сильно согнувшейся удочки с крючком), для того чтобы взимать налог в пользу Воспитательного дома.
Ближе к ночи подали ужин. На столе, за которым сидела императорская семья, стояла исключительно золотая посуда. Хозяин вечера попытался сам прислуживать царице, но она отказалась от его услуг и предложила сесть вместе со всеми. Напротив царского стола стояли еще 14 столов, так чтобы все взоры были обращены на Екатерину. Светильники в разноцветных шарах освещали пиршество, добавляя дополнительные краски творениям волшебного искусства поваров и кулинаров. В других комнатах также стояли столы с разнообразными блюдами и сидели гости рангом пониже. Кроме того (не забудем, что были приглашены 3 тысячи человек), вдоль стен стояли только столы, без стульев, и тут угощались стоя.
Екатерина покинула Таврический дворец (кстати сказать, после смерти Потемкина, в 1792 году, он стал ее собственностью) во втором часу ночи под звуки итальянской кантаты. Хозяин со слезами на глазах целовал на прощание благодетельнице руку, и та, тоже растрогавшись, уронила слезу. А праздник продолжался до утра.
Хотелось бы отметить, что Потемкин здесь явно потворствовал вкусам Екатерины, весьма взыскательной любительнице театральных постановок, маскарадов и иных утонченных зрелищных мероприятий. Как и ее предшественницы, Екатерина не только любила театр как развлечение, но и видела в нем инструмент, с помощью которого она хотела прежде всего исправить нравы и искоренить невежество. По крайней мере в среде столичного дворянства. Она сама сочиняла сатирические пьесы о невеждах в духе Фонвизина. Ее перу принадлежат десятки драматургических поделок, которые ставились не только в Зимнем дворце, но и в столичных театрах. В образовательных же целях она заставляла играть в спектаклях придворных дам и пансионерок Института благородных девиц. Одной из первых во дворце силами придворных была сыграна сочиненная царицей пьеса «О, время!», которую в тот день (28 января 1773 года) посмотрели, как доносят нам источники, 257 человек. В Эрмитажном театре ставились музыкальные спектакли с участием многих европейских знаменитостей. Екатерина, кстати, выстроила Большой каменный театр, вмещавший до трех тысяч человек. В нем ставились как драматические, так и музыкальные спектакли. Позже, в XIX веке, драматическая труппа перебралась в Александринский театр. Большой каменный театр неоднократно перестраивался, теперь на его месте стоит здание Консерватории.
Императрица также давала балы, правда, не столь пышные, как Потемкин. Она, как и все немки, была дамой бережливой и поэтому деньги с таким же размахом, как фавориты, не транжирила. И даже устраивала нарочито, на первый взгляд, невзрачные приемы, или так называемые «мещанские балы», куда велено было приходить в самой простой одежде, при этом вкусная и изысканная еда на столах отвечала отнюдь не мещанскому вкусу. Уместно здесь упомянуть и о курьезных кулинарных шедеврах, таких, например, как гигантский, три метра в диаметре, пряник, испеченный в Туле к 75-летию Петербурга. На этом изделии была изображена подробнейшая карта столицы. Пряник, разумеется, был съеден в день юбилея. Остается лишь сожалеть, что в то время не было фото– и киносъемки, и такой артефакт остался лишь в воспоминаниях современников.
Еще один фаворит того времени, Нарышкин, устроил роскошный бал-маскарад, подробно описанный в «Петербургских ведомостях» за 1772 год. Театрализованное представление происходило на лоне природы, в загородной усадьбе Нарышкина. Как было задумано постановщиками, государыня, вступив в «дремучий лес», обнаружила пещеру, где «лежали плоды и цветы». Затем раздались звуки пастушьей свирели, и взорам открылась буколическая картина: цветущий холм, у подножия которого паслись овцы. Две пастушки (их изображали дочери Нарышкина, Наталья и Екатерина) встретили царицу и предложили зайти в стоящую на вершине холма хижину. «Но тут гора, – пишет далее корреспондент, – вдруг расступилась, и вместо хижины открылся огромный и великолепный храм победы…»
Здесь для императрицы после выстрела из пушки был показан «целый ряд живых картин», посвященных победам русского оружия в ее царствование. Это и взятие Хотина (1769) с лозунгом «Супротивление было бы тщетно», и победа при Кагуле (1770), и морская победа при Чесме (1770) и так далее. Всего шесть картин. Последняя, шестая, изображала покорение Крыма (1771), «веселящегося владычеством премудрыя обладательницы, изъявляет свою радость сими на свитке написанными словами: „Коль сладок ныне жребий мой“. Затем Екатерина проследовала в Китайский домик, где «пила прохладительные напитки и слушала китайские мусикийские игры». Оттуда императрица проследовала в зал, где был сервирован ужин с десертом из редчайших плодов. «Ужинало в комнатах восемьдесят персон, а более двух тысяч лиц угощались по разным беседкам сада».
Среди прочих развлечений Екатерины II были так называемые эрмитажные собрания. Как и Петр I для своих ассамблей, как мы помним, сочинил устав, так и Екатерина составила десять правил поведения на этих посиделках.
Под первым номером значится: «Оставить все чины вне дверей, равномерно, как и шляпы, а наипаче шпаги». Это правило касалось и самой царицы – никто не должен вставать в ее присутствии и вообще как-то отличать государыню от других собравшихся.
Среди других правил под номером девять есть такое: «Кушать сладко и вкусно, а пить с умеренностью, дабы всякий мог найти свои ноги для выхода из дверей». Если кто нарушал одно из правил, то обязан был выпить стакан холодной воды и продекламировать целую страницу из «Телемахиды» Тредиаковского. Если кто умудрялся нарушить все десять правил, того исключали из членов этого кружка.
Собрания подразделялись на большие, средние и малые. На большие приглашались все придворные и послы, на средние – наиболее влиятельные и доверенные лица, а на малые – только самые близкие к царице люди. Чем же занимались на этих посиделках? На малых собраниях
В чепуху, если кто не знает, играют так. У каждого – узкий лист бумаги, на котором он пишет какой-нибудь вопрос, затем часть листа сворачивается так, чтобы не было видно написанного. А сверху пишется вопросительное слово (зачем, почему, отчего и прочие). Играющие передают листки друг другу и вслепую отвечают на поставленный вопрос. Когда все листы испишут, начинается самое занятное – читка. Очень получаются забавные тексты. Например, кто-то спрашивает, для чего слону хобот, а другой играющий отвечает: чтобы белье сушить. Ну и прочее в том же духе. Помимо литературных забав поощрялась также демонстрация актерских талантов. Безбородко, например, хорошо картавил, кто-то умел двигать кожей головы, кто-то гримасничать и так далее. На больших собраниях устраивались также и танцы.
Собрания проходили в уединенной
Надо здесь отметить, что при Екатерине впервые в России возникли клубы, куда приходили с целью поразвлечься не только титулованные дворяне, но также купечество и иные сословия.
При дворе неукоснительно отмечали также и религиозные праздники. Во время святок много танцевали, пели народные песни («Заплетись, плетень» и прочие), ну и, конечно, по народной традиции, одевались ряжеными, которым подавали пунш и закуски, и «потом все плясали и шалили». В масленицу катались на санях в Царском Селе или Петергофе с непременным маскарадом и танцами.
При Екатерине, как и при ее предшественницах, очень любили любоваться «потешными огнями». «На иллюминации истреблялись десятки пудов сала и медвежьего жира, – пишет А. Е. Зарин, – в один фейерверк сжигалось до 15 000 ракет».
Что касается одной из любимейших забав ее предшественников и предшественниц – охоты, – то к ней Екатерина оставалась равнодушна. Она сама в этом признавалась в своем дневнике, когда была еще великой княгиней и ей доводилось сопровождать Елизавету на псовую охоту в окрестностях Ораниенбаума. Но зато равнодушие к охоте компенсировалось любовью к верховой езде, которой Екатерина предавалась со страстью. Впрочем, она любила ранним утром пострелять уток с лодки, а позже, когда стала императрицей, с удовольствием любовалась соколиной охотой. Зрелище действительно захватывающее. Впрочем, соколиную охоту мы уже описывали.
Но зато свое пристрастие к верховой езде (причем она ездила на лошади не в дамском седле, а сидя по-мужски) она сохранила и в столице. Устраивались так называемые карусели, иначе говоря, театрализованные конные представления, в которых участники в маскарадных костюмах соревновались в искусстве верховой езды. Царица охотно участвовала в таких мероприятиях, а также часто выезжала верхом на лошади к войскам во время парадов и смотров, одетая в форму Кавалерийского полка.
Псовую охоту она не любила, но комнатных собак просто обожала, особенно английских левреток, и они в ее жизни занимали значительное место. В одном из писем она говорила, что «животные гораздо умнее, чем мы думаем». И поэтому, вероятно, дала псу имя «сэр Том Андерсон», он стал родоначальником целого семейства, отпрыски его поселились у самых близких друзей царицы – Нарышкина, Орлова и других. Одной из самых любимых собачек царицы была Земира, вместе с которой изобразил Екатерину II на прогулке в Царскосельском парке знаменитый художник Боровиковский. Кстати сказать, мраморные плиты с эпитафиями на месте захоронения царских собачек сохранилось до сих пор в Екатерининском парке Царского Села.
Был у нее и кот, которого подарил ей Потемкин в благодарность за сервиз из севрского фарфора, подаренный ему Екатериной II.
Но самым главным развлечением царицы были не собаки, а, как известно, мужчины. Недаром ее называли русской Мессалиной. Для нее, нимфоманки, ночные забавы составляли основную сладость жизни. У нее были любовники до и после замужества (те же Салтыков и Понятовский), а после воцарения их было бесчисленное множество, но тех, с кем она имела более или менее длительную связь, насчитывалась дюжина. Григорий Орлов, один из братьев, которые активно участвовали в государственном перевороте, стал ее постоянным сожителем и очень хотел стать ее мужем. Их связь продолжалась около десяти лет, но затем императрице стало известно, что Орлов ей изменяет, и тогда ей приглянулся поручик Александр Васильчиков. Но он недолго пребывал в качестве фаворита.
Все последующие ее любовники проходили контрольную процедуру. Кандидата осматривал врач Роджерсон, и если тот оказывался здоров, то проходил «трехнощные» испытания с фрейлинами Протасовой или Брюс, и если они оценивали его способности положительно, он попадал в спальню царицы. Сексуальные услуги своих партнеров Екатерина оплачивала высоко. Каждый, если так можно выразиться, «новобранец» становился флигель-адъютантом и получал единовременно сто тысяч рублей. Государственные заслуги и военные победы своих знаменитых фаворитов, таких как Орлов и Потемкин, например, оценивались более чем щедро. Например, при «разводе» Григорий Орлов получил, кроме денег (100 ты сяч рублей), Мраморный дворец, десять тысяч душ крепостных, а также титул графа Священной Римской империи. Екатерина простила ему и воровство – из двух миллионов казенных денег, взятых им на новые пушки, половину он присвоил и промотал. Особую благосклонность Екатерина питала к Потемкину, о нем она писала: «Ах, какая славная голова у этого человека!» Она ценила его не только как любовника, но в первую очередь как государственного деятеля и талантливого полководца.
Сохранилось много исторических анекдотов о воровстве и лихоимстве во дворце царицы, которая относилась к этому весьма равнодушно. И не только не наказывала воришек, но и старалась защитить от вышестоящего начальства. Как-то рано утром (напомним, Екатерина вставала в 6 часов) она позвонила колокольчиком, но никто не явился. Тогда она вышла из своей комнаты и увидела, как истопник что-то заворачивает в узел. Императрица поинтересовалась, чем он тут занимается, и тот признался, что отправляется домой после недельного дежурства и взял из «дворца вашего величества» для детишек несколько фунтов конфет, кастрюльку жаркого, несколько бутылок пива и пирожных. Несчастный воришка ждал грозы и неминуемого наказания, однако императрица отпустила его с миром и посоветовала идти по другой лестнице, чтобы он не столкнулся с обер-гофмаршалом (человек, отвечавший за дворцовое хозяйство). И это далеко не единичный случай. Подобное произошло и в Царском Селе, когда государыня увидела, как царское добро грузят в телегу и также посоветовала побыстрее сматываться, чтобы не увидел гофмаршал. Впрочем, она все же обращала его внимание на воровство прислуги и просила, чтобы он следил за тем, чтобы вместе с едой не крали дорогую посуду.
Гофмаршал, князь Барятинский, и сам был обеспокоен безмерным расточительством, и как-то обратил внимание Екатерины на то, что в комнаты придворных при каждой смене, а это происходило раз в две недели, полагалось доставлять по две бутылки вина и бутылке ликера, не считая пива, минеральной воды, кваса и меда. Получалось, по 60 бутылок на каждого, однако, кроме шампанского, смешанного с минеральной водой, придворные ничего не пили, да и то только в жаркие дни. Барятинский считал это «неуместной щедростью» и сказал, что этот обычай следовало бы отменить, он выгоден только прислуге. На что получил такой ответ: «Я вас прошу, милостивый государь, никогда не предлагать мне экономию свечных огарков. Это, может быть, хорошо для вас, но мне это не приличествует». Вот так.