Царские врата

«Да я же… в зеркало смотрю».

Крикнула громко, на всю избу:

– Кто ты?

– Я Алена.

Алена поймала ртом воздух.

– И я – Алена!

– Я знаю, – сказала женщина без улыбки. – Поэтому и пришла.

– Кто ты?!

– Я – это ты.

Алена схватилась за стол, встала.

«Сейчас упаду, разобьюсь в кровь и проснусь».

– Ты не спишь, – сказала женщина ясным голосом. – Здравствуй.

И протянула к ней руки.

Алена отшатнулась и закричала.

– Я настоящая, – сказала женщина. – Я – это ты. Ты – это я. Мы обе – это Алена. Не бойся.

– Откуда ты взялась?..

– Оттуда не возвращаются. А я вот вернулась. Хоть чаем напои, замерзла я.

Женщина пила, грея руки о кружку, кусая жесткие карамельки.

Алена все пристальней глядела в зеркало живое.

«Так не бывает».

– Бывает, – женщина оторвала губы от горячей кружки. Утерла рот ладонью. – Гляди сюда.

Быстро, едва не порвав ворот рубахи, раскрыла грудь.

– Ну?!

Этот старый, белый и грубый рубец. Плохо заживший шов. Старая рана.

Чуть ниже ключицы, чуть выше медного креста.

Аленины руки сами протянулись, расстегнули пуговицу.

– И у меня такой же, вот.

Пальцы ощупали рубец. Пальцы сами узнали.

– Как ты выжила?

– Я? – Задыхались обе. Не могли говорить. – Сама не пойму.

– Я тоже не знаю. Что со мной?

– С тобой? Со мной…

– Мы думаем…

– Я уже ничего не думаю. Мыслей нет. А только смотрю на тебя, и все.

– На себя… Смотри… Вот ты какая стала… я…

– Вот я какая – была…

Руки двигались. Подавались навстречу другим рукам.

Летали над кружкой, над пустой чашкой. Боялись.

Боялись прикоснуться – и ощутить пустоту.

– Кто-то из нас спит, – тихо сказала Алена.

– Нет, – сказала молодая Алена. – Мы обе не спим. Мы настоящие.

– Так не бывает. Ты же… – Она не смогла сразу выговорить это слово. – Умерла.

– Это ты умерла.

– Мы смотрим друг на друга. Ты живая.

– Врешь. Я разговариваю с зеркалом. Я спятила. Сейчас.

Алена встала из-за стола и шагнула к зеркалу. Протянула руки.

– Разбить хочешь? – тихо спросила молодая Алена. – Не получится. Я живая.

Алена бессильно опустилась на стул. По щекам сползали мелкие слезы, стекали на шею, на расстегнутый воротник ночной сорочки.

– Зачем ты пришла? За мной? Я готова, – улыбнулась.

Женщина тоже плакала. И тоже улыбалась.

– Пришла посмотреть на тебя. Не бойся. Ты боишься.

– Я не боюсь.

– Нет, боишься. Только себе не признаешься.

Алена подалась к ней всем телом, чтобы услышать.

– Я хотела увидеть тебя. Какая я стану. И обнять.

Женщина протянула руки. Алена отшатнулась.

– Не бойся!

И тогда Алена решилась. Она еще сильней потянулась навстречу молодой Алене – и обняла ее сначала за плечи, и они обе встали, потом Алена придвинулась ближе. Молодая Алена обхватила ее за шею. Они соприкоснулись лицами. У Алены захватило дух. Чем крепче обнимались, тем пустее, воздушнее, горше становилось под руками, под грудью.

Лица женщины Алена не чувствовала под щекой.

Только легкий печной жар.

– Слышишь… Не плачь… Чаю еще хочешь?

И сама себе ответила:

– Хочу.

И оглянулась.

Молодая Алена стояла за ее спиной, ее волосы освободились из пучка и развились по плечам. Она беззвучно смеялась.

– Хочешь увидеть свою смерть? – просто спросила она.

И сама себе ответила:

– Хочу.

СНАЙПЕР левая створка Врат

ФРЕСКА ПЕРВАЯ. ОГОНЬ (изображение языков пламени на Вратах)

ЖИЗНЬ АЛЕНЫ ДО ВОЙНЫ

Мой отец был из простой русской семьи, мать – из простой татарской семьи.

Обе семьи, и отца, и матери, были бедные. Такие бедные, что часто денег на еду не хватало.

Когда деньги появлялись, меня – внучку – приглашали в гости. Бабушка Наталья жарила картошку на сале и готовила салат оливье. Бабушка Апа варила круглые беляши в кипящем масле. Я сама вылавливала половником беляши из чана. Бабка Апа что-то причитала надо мной по-татарски – я не понимала ни слова.

В школе я была сначала отличницей, потом стала троечницей. Мне как-то расхотелось учиться. Я устала слушать зверский, хищным шепотом, мат одноклассников за своей спиной и невнятное бубнение училок около грязно-зеленой классной доски с грязной и мокрой, дурно пахнущей тряпкой. А мела никогда не было, он всегда терялся, и его всегда искали.

После уроков мальчишки подстерегали девчонок за школой, на пустыре, делали подножки, нападали, наваливались, пыхтели. Девчонки отбивались, орали.

Директорша, огромная и грузная, как стельная корова, кричала в коридоре о прелестях забытого раздельного обучения. Ее никто не слушал.

Однажды в школу привезли компьютеры. Их установили в кабинете информатики. Ученики позабавились ими всего неделю: ровно через неделю, ночью, к школе подогнали две фуры, парнишку-охранника бацнули по темени чем-то тяжелым и сволокли в подвал, компьютеры вынесли, погрузили в фуры и увезли. С директоршей-коровой стало плохо, вызывали «Скорую». Завели уголовное дело. Воров не нашли.

Директорша наняла двух новых охранников, дюжих толстых мужиков, и купила им газовые пистолеты.