Царский суд. Крылья холопа

Видя, что жертву трудно отыскать впотьмах в обширной усадьбе с бесчисленными тайниками, вожди опричные отдали приказ привезти с казённого двора скорее пять бочонков пороху. Обыскав предварительно и найдя совсем пустыми чуланы и закромы, отверстия наскоро забили досками. Разведя в верхних ярусах огонь, подложили они порох подо все четыре угла главного терема. При блеске зарева кучка губителей, забив ворота, остановилась издали наблюдать, но недолго ждала довершенья своего подвига. Сверкнуло мгновенное, как молния, полымя, раздался гул взрыва, треск, и терем «праведницы» рухнул безобразной грудой обгорелого дерева.

Иоанн проснулся от сотрясения и послал узнать, что такое.

   — Гнев Божий поразил чародейку-предсказательницу!.. — донёс, воротясь с наезда, Малюта Скуратов.

   — Что же произошло? — спросил нетерпеливо государь.

   — Огонь, говорят, сперва показался из терема Магдалыни, и зельем чародейским подняло вдруг всю усадьбу. Так что трудно разобрать теперь, где она и что с людьми сталось...

   — Жаль боярыню, неосторожно, видно, с огнём обращалась!.. — отозвался, погрузясь в раздумье, Грозный. — Может, и злой умысел чей? Ехать отсюда немедля в слободу: не то и нас сожгут, изменники!.. — прибавил государь с тоскливым чувством бесприютности.

VIII МЕДВЕЖЬЯ ТРАВЛЯ

Грозная пора опричнины висела непроглядной тучей над Московской Русью, заставляя каждого бояться за себя: если не по вине, то по ошибке люди гибли от усердия богатевших временщиков. Ездоки с метлой за спиной да с собачьей головой над околышем шапки были только исполнителями велений чужой, кровожадной руки, рыская то там, то здесь и являясь в земских усадьбах как молния, не разбирающая жертв. Издали заслышав топот коней и залихватскую песню, в поле на большой дороге либо даже на базаре городском в торговый день, мгновенно все бросались куда глаза глядят и входили в незнакомые дома, прося приюта. Стоять на пути проскока ватаги опричников либо заглядываться на их гарцеванье никому, ребятам даже малым, не приходило в голову — до того сильна была боязнь ожидания верной беды, одолевавшая мгновенно самых бесстрашных.

За Старицей, по дороге в Волоколамск из Осташкова, на реке Шоше стоит богатое село Ярильцево — недавно ещё место подвигов ватаги, знакомой нам по неудачному закабаленью Субботы мужиком, выдававшим себя за слепца. Он сам был уроженцем деревни Шиловки, здешнего прихода. Испытав крушение надежд на поправку дел после отнятия медведей воеводой, прибрёл мужик на родину, нищенствуя. Как русский человек, с горя запил, разумеется, на последние крохи; и теперь был в таком положении, что жалобная песня «Милостинку Христа ради!» была у него искренним признанием в полном отсутствии всего, что только могло быть пущено в оборот. Взывая к человеческой щедрости, пропившийся хитрец не думал делать никаких различий и крикнул «Милостинку Христа ради!», завидя даже кучку всадников с мётлами за спиной и собачьими головами на шапках. Вожак-философ не боялся и этих представителей урагана, не оставляющих ни кола ни двора там, где гостили. Да бедняку, как он думал, нечего бояться их. Всё своё носил он с собой, и это всё могло разве вызвать плевок разодетых боярами опричников.

Жалобный крик «Христа ради!» в устах пьяницы, еле державшегося на ногах, был так наивно смешон и составлял такую противоположность с наружностью просящего, что всадники залились звонким смехом. Скача мимо, ездоки приставляли к лицу ладони и показывали длинный нос мужику, сами продолжая хохотать.

   — Прямые кромешники! — крикнул хохотунам пьяница. — Выдают себя за царских слуг, а сами смеются безвременью людей, ограбленных воеводами!.. — резал, не успокаиваясь, пьяница.

   — Какими воеводами? Кто ограблен? — благосклонно стал спрашивать, должно быть, набольший ватаги насмешников, ехавший поодаль.

   — Кого грабили, гришь? А хочь бы меня! Вор-воевода, князец Ванько Шуйской в Новагороде... Медведей отнял — себе взял!.. Чтобы подавиться ему, собаке, моим куском... последним.

   — Суббота! — крикнул набольший. — Поспрошай-ко этого мужичка... Медвежья охота тебе доверена...

Один из крайних всадников с неохотой поворотил коня и не торопясь подъехал к ругавшемуся, бывшему вожаку, держа наготове здоровый арапник.

Допрос заявителя претензии на князя Шуйского продолжал Суббота недолго. Спросы бывшего хозяина его, после того как допросчик и ответчик друг друга признали, были напрасны.

   — Я знаю его, всё вправду было так, как пересказывает он... — отозвался Суббота набольшему. — Нужно время выбрать да государю донесть, каких важных мишуков про себя таит воевода, забрав на царя-государя.

   — А мишуки важные впрямь?.. — счёл за нужное высказать набольший, добавив:— Можно бы и усердие показать тебе — надёжу государя потешить.

   — Такие звери были, государь, у нас, — отозвался вслушавшийся вожак, — што, право слово, люди не всяки таковы разумливы бывают. И што с ими Суббота откалывал?.. Коли пересказывать стать — веры не дадут!

   — Вправду, Суббота, так было?