Царский витязь. Том 2

Отряды разбежались неравные. Беримёд взял трёх стрельцов, сбивавших болтом болт на лету, пошёл настигать Ворона. С дикомытом зевни! Охромел, а выпередку возьмёт – в десять ног не угонишь. Остальная сарынь под началом Хотёна двинулась искать Ознобишу. Ветер медленно моргал, глядя в угрюмые низкие облака, едва тронутые рассветом.

Как же не вовремя…

А складывалось одно к одному. Замыслы, оправдание всей его жизни… Тайны, не вверяемые даже Айге… Мостом под ноги, только шагнуть… Ворон… Деруга… Свард Нарагон…

– Поймали! Дикомыта поймали! Сюда ведут!..

Мгла, затмившая разум, слетела отброшенным одеялом. Близко возникло лицо Лихаря, полное злого и горького торжества.

– Отец! Ты видишь, отец?

Ветер скосил глаза. Беримёд, уходивший с троими зарными стрельцами, вернулся во главе всей погони. Это, пользуясь некоторым безначалием, переметнулись Хотёновы отрядные. Была радость тыкать копьями в ёлки! Того, кто голову дикомыта добудет, Лихарь к столбу за презрение навряд ли поставит!

Ветер не думал о власти и послушании. Он увидел любимого ученика.

– Еле взяли!

– У мостика был. Ещё чуть…

– Кто подбил? Беримёд?

– Шагала.

– Я, я!

– Во как?

– Беримёд целил долго, особую стрелу потратить боялся.

– А я налетел, простую под лопатку всадил!

– Особой уж потом сокротили.

– Иначе приступу не было.

– Батюшка стень, я палец зачурал!

Лыкаш судорожно сглатывал, во рту плавал вкус желчи. Ворон шатался на коленях, связанный, избитый, окровавленный так, что по глазам лишь можно признать, да и те едва открывались. Лихарь держал его за волосы, не давая свалиться.

– Отец! – В голосе стеня мешались слёзы и ликование. Он сам стоял в одной тельнице, не замечая мороза. Смотрел то на Ветра, укрытого его кожухом, то на Ворона, то на толстые длинные сучья, простёртые над дорогой. – Отец, мы отомстим за тебя!

Верёвки, что сбрасывали в обрыв, лежали свёрнутые. Нетерпеливый Шагала уже лез на дерево, Бухарка держал моток, готовился кинуть ему. «Не смей», – хотел сказать Ветер. Губы слушались плохо. Лихарь, прекрасно умевший разбирать безмолвную речь, приказа не понял. Или предпочёл не понять.

– Второй раз! – выкрикивал он. – Второй раз наш отец взял ученика под крыло!.. Возложил надежду… многого ждал… И опять казнит за измену!..

Стрельное зелье начало отпускать. Ворон кое-как приподнял голову. Лицо не было лицом, порезы, рваная кожа, в бороде потёками кровь, но глаза блеснули. Он выдохнул с липкими пузырями:

– А ты оба раза чужим здоровьем болел.

За такие страшные, опасные слова досталось ему кулаком по зубам. Взгляд Ветра вспыхнул… снова померк. Дальнейшее Лыкашу запомнилось обрывками, бессвязными клочьями. Спустили сверху верёвку. Обошли петлёй руки, связанные за спиной. Поддёрнули.

– Дружка где спрятал?

Ворон улыбнулся.

– Твоим ножом, учитель! – Голос Лихаря звенел и срывался. – Ты словом благословил, да неблагословенному отдал! Славься, Владычица!..

Лыкаш медленно пятился, борясь с дурнотой. Сейчас, вот сейчас что-то вмешается. Встанет Ветер. Вернутся Хотён и Пороша, у них достанет отваги…

– Сказывай, где укрыл?

Бухарка и Вьялец сдирали с дикомыта одежду. Вскраивали с кожей. Отыгрывались за срам на орудье. Искали милости Лихаря. Ветер перехватил взгляд ученика, губы трудно, медленно обозначили:

«Ты всё-таки обставил меня, сын».

Ворон вроде усмехнулся, ответив так же безмолвно:

«Лишь однажды!»

Собрался бежать – неча лежать!

Это мама говорила. Мама, которую Ознобиша не видел убитой. Ему солгали о её смерти. Нужно только добраться туда, где она его ждёт.

Он долго ворочался в темноте, ища лаз наружу. Искромсанные пальцы тыкались во всё подряд, за всё задевали. Нашарив выход и с горем пополам откопавшись, Ознобиша не сразу набрался мужества выглянуть. За хрупким ледком, за пятнышком тусклого света притихло с наведёнными самострелами всё моранское воинство. Высунь голову – обрушат издевательский хохот. В десять рук отберут поманившую было свободу. Опять распнут на колоде…

У обломанной ёлки было тихо и пусто. Медленная тащиха затягивала следы трёх пар лыж.

«Это они меня принесли?..»

Люди топтались, спорили у закиданной снегом норы, потом разошлись. Двое прямо, третий назад. Ознобиша немного постоял, соображая, где юг. Лес узнать он так и не смог, но расположение притона помнил отлично. Успел заметить, откуда шли тучи, когда…

Взгляд цвета зеленоватого льда, чужой, безразличный…

Лучше не вспоминать. А то хоть ныряй обратно в заломок, покрепче жмурь глаза и не открывай больше.

«Нет. Я не сдамся. Я выживу. Я вернусь в Выскирег. Я ещё свои разыскания Эрелису не поднёс…»

Тёплый кожух, наверно, был прежнему хозяину по колено. Ознобишу кутал до щиколоток, как шуба. На ногах лыжи, в кузовке за плечами какая-никакая еда, почему не дойти? А если из правой руки то и дело бьют огненные сполохи, так это пустяк.

«Я смогу. Я делаю первый шаг: долгий путь уже чуть короче. Меня книжница ждёт. Царевна соскучилась…»