Царский витязь. Том 2

Меч Неуступа, разогнанный всей мощью тела, снял шапку с некстати встававшего кощейского вожака. Измяв железный венец, врубился в щит ялмаковича. Тот успел наклонить окованный круг, силясь пустить удар вскользь, но какое! Орлиный Клюв разнёс вощёную бычью кожу и доску, перерубил выпуклое навершье вместе с рукой. Пробитый щит унесло в сторону, толкнуло соседний. Стрела Гуляя продолжением клинка воеводы мелькнула над качнувшимся венцом, нашла глазницу забрала.

…Взмах!

– Лишень-Раз! – круша всё, что попадалось, звал Сеггар. – Поверстаемся!

Но Ялмака не было на острие клина, он дрался в тылу, где резались с кощеями Марнавины повольники.

– Ярн-яр!..

– Харр-га!

Светелу первым противником достался кряжистый ялмакович, очень хорошо владевший не только мечом, но и щитом. У него были широкие, сильные запястья, он то и дело пускал удар не сплеча, а стремительным проворотом кисти. Светел показался ему лёгкой добычей. Глупый юнец, поверивший басням, будто два меча славней одного!.. Вольно было ялмаковичу так думать, ведь он Светела в Царской прежде не видел. Он взялся теснить молодого витязя, стараясь связать щитом его правый меч, а там обойти левый. Где ему знать, как Светела ещё в отроках гоняли и лупили всей дружиной, от Косохлёста до самого Сеггара! Подавно – как атя Жог воспитал оборукого сына, наказывая не являть кому попало природного леворучья!

Светел стал пятиться, послушно и бестолково колотя в подставленный щит. Наконец ялмакович, оскалившись, крутанул рукой в победном замахе. Светел с силой рубанул правым мечом, разворачивая щит внутренним краем к телу, и тотчас же левым клинком снизу вверх достал открывшийся бок.

– Харр-га!

Длинное лезо ссекло застёжки нагрудника, проскрежетало кольчугой, достигло подмышки. Вмяло в плоть, рассадило крепкие звенья, исторгло багровые струи… Гибнущий витязь напоследок ударил щитом, ме́тя в горло, но Светел был начеку – отбросил ялмаковича ударом ноги. К упавшему тотчас подоспели две бабыратницы, видевшие, как умирал Неугас.

Пролом в строе клина стал шире. Светел уловил краем глаза: туда, внутрь, вслед за Сеггаром метнулась четвероногая тень. Ильгра шла в такой низкой стойке, что движение напоминало сплошной стелющийся прыжок. Лезвия топориков были двумя жаждущими клыками. Выскочив из-за воеводы, девушка влетела, казалось, прямо под вражеские мечи. Лёгкая кольчужка, белая непокрытая голова!.. У Светела сердце стукнуло мимо, но по стяговнице промахнулись один и другой, а третий спешно отскочил – прямо под косарь Сеггара. Ильгра же ворвалась в скопище повольников, и там поднялся вой.

– Харр-га!

– Ярн-яр!

Весы колебались.

Некогда было наблюдать за голодной волчицей, режущей стадо. Светел заметил взмах топора на длинном древке. Увидел, как валится воин в красном налатнике, узнал Крагуяра. «На кого Ялмак замахнётся, жив не уйдёт…»

Светел бросился выручать, но какая дружина просто так подпустит к вождю?.. Дорогу заступил седоусый Оскремёт. Витязь, коего не побрезговала приветствовать Ильгра.

– Погоди! – сказал ему Светел. – Тебе, боярин, от Летеня Мировщика поклон и привет.

Оскремёт удивился:

– Живой, значит?

– Летень тебя добром поминал. Сказывал, ты чести не прогулял. А ты вправду рода боярского?

– Тебе-то что?

Светел глубоко вдохнул, выдохнул.

– А то, что Аодху, сыну Аодха, не лицо убивать потомка верных героев.

Ялмакович сощурился в прорезь личины, ответил язвительно:

– Мне от предков великого имени не досталось, но и вымышлять не пришлось. Мне почёт братья вручили. А тебя, дикомыт, кто врать надоумил? Ведь не Сеггар же?

Светела взяло искушение дотянуться к его огоньку, сжать в горсти. «Нет! Негоже!» Он молча поздравствовал Оскремёту, воздев мечи перед лицом. Ялмакович убрал щит за спину, оскалил копьё. Мощную рогатину в полратовья, с ножами и перекладиной, способную в тесном бою рубить и колоть.

«Советы воеводе, значит, даёшь? Может, про Хвойку тоже ты насоветовал? Про Неугаса?..»

– Харр-га!..

Светел успел удивиться, заметив, как пропала насмешка в глазах старого воина. Он не видел себя со стороны, не видел, как брызнули во все стороны волоконца прозрачного золота. Мир кругом словно задремал, рогатина Оскремёта ещё не начала движения, а Светел уже знал, каким оно будет. Левый меч накрест увёл грозящее лезвие в землю, правый с разворота внёс яблоко рукояти во вражий шлем у виска. Под гранями стальной шишки что-то подалось, лопнуло. Косо воткнувшаяся рогатина утянула руки боярина, Оскремёт начал падать…

В это время оботуры внутри санного городка взревели все разом. Забились, обрывая привязи. Заметались, стараясь выбраться вон. Ещё миг спустя у людей подвинулась под ногами земля. С Кияна прокатился огромный неслышимый стон, кличущий голос раненой Острахиль-птицы. Не доведись Светелу стоять у мирового обрыва, под крохотным солнцем среди дневных звёзд, он бы, верно, тоже решил: настаёт конец всем и всему. Память гибельного похода была страшна, но спасительна.