Евдокия.
А вот это уже мое дело. Я московских княжон своим богатством поразить не хочу, но чтоб ты там хуже всех оказалась, мне совсем не надобно.Всеволожский
Афанасий
Настасья, ползая по полу, сметывает подол. Мать снимает с Фимы верхнее платье, закутывает ее в большой платок.
Евдокия.
Устала, посиди в уголочке и отдохни.Фима с отрешенным видом забивается в угол.
Афанасий
Аграфена бежит через двор, на ходу срывая платок и полушубок.
В горнице. Вбегает Аграфена.
Аграфена.
Дуня, Фимушка! Хорошие новости! Царь не будет девиц смотреть.Все смеются, говорят почти хором.
Все
(хором). Как, совсем не будет?Афанасий.
Так я же вам про это и говорил. Незачем ему их смотреть. У него есть дела поважнее.Аграфена.
Князь Троекуров только что из Кремля воротился. Говорит, назначил государь шестерых бояр судьями, чтобы завтра отобрали шестерых девиц. А сам он то ли послезавтра, то ли еще через день будет из них выбирать.Всеволожский.
А кого он судьями назначил?Аграфена.
Не знаю.Афанасий.
Зато я знаю. Я вам скажу, кто эти бояре: первый — Борис Морозов, второй — Глеб Морозов, его брат, третий — Иван Морозов, их покойный отец, а остальные трое — морозовские дворовые мужики.Всеволожский
Афанасий.
А я вовсе не шучу. Кто у нас больше значит в делах государственных — бояре Стрешневы — царю кровная родня, или морозовские холопы? Один Кузьма чего стоит.Фима.
И правда, как-то легче стало.Евдокия.
Нам с Порфирьевной легче не стало. — Еще хуже — царя не будет, все друг на дружку станут глазеть. Вставай, Фимка, одевайся. Пусть тетя Груша свое слово скажет. Мы-то деревенские, а она у нас московская барыня.12. Утро
Поликарп подходит к дому Корионовых. Переминается у ворот, нерешительно входит во двор. Навстречу ему дворовый человек.
Поликарп.
Послушай, мил человек! Тут у вас приезжий один стоит…Мужик.
У нас их тут столько понаехало. Ты, часом, не касимовский будешь?Поликарп.
Я? — Нет. Я здешний, московский.Мужик.
А, так это наш старец богомольный. Что ж ты сразу не говоришь! Сейчас спрошу у Маланьи. — А сам-то кто будешь?Поликарп.
Меня Поликарпом Самсоновым звать. Я у князей Прозоровских служу.Мужик
У Василия.
Василий и Поликарп.
Василий.
Тебя Трофим Игнатьич прислал?Поликарп.
Нет, батюшка, мне самому с тобой поговорить надо.Василий.
А как меня нашел?Поликарп.
Я в первый же день, как ты пришел, разговор твой с Игнатьичем из-за двери подслушал. Меня еще пять лет назад всем известный Кузьма Кузьмич определил к Прозоровским, чтоб я за всеми подслушивал и ему докладывал.Становится на колени перед Василием.
Василий
Поликарп
и стал. — За нашими князьями, понятное дело, никакой измены сам черт не отыщет, и Кузьме это лучше всех известно. А все ему знать надо — кто в гости приходил, да какие подарки дарились, да чем отдаривались. А князь Симеон Васильич и так все самое лучшее непременно царю отдаст, либо Морозову. Он не жадный совсем, благо, и так богат сверх меры. — А Кузьме до этого богатства больше всего дела, я ему про каждую копейку докладываю. Все ведь расчеты-пересчеты через меня идут. Да, повезло ему со мной. — Батюшка Василий Матвеич, тебе не тошно все это слушать?
Василий.
Все, что хотел сказать, — говори.Поликарп.
Вот что еще скажу, чтоб не забыть. — У него ведь, у Кузьмы-то, во всех боярских домах люди есть, а к Прозоровским подобраться никак не получалось. Трофим Игнатьич каждого человека насквозь видит и вообще-то чужих со стороны брать не любит. А в тот год много народу холерой померло, остался он без помощника. А я и грамотен, и считать горазд, вот Кузьма и придумал, чтоб управляющий князей Одоевских меня к Трофиму послал. Он меня и взял с дорогой душой.Василий.
Ну ты отдышался, Поликарп? Говори дальше, не бойся.