Князь Симеон
Прозоровский.
Благодарю тебя, князь-батюшка, за то что ты мне все это сказал, не стал свои мысли утаивать.Князь Симеон.
Ты меня спросил — я тебе отвечал правду. Ты уже взрослый, давно уже взрослый. — Сейчас каждый, кто чем-то недоволен, винит во всем Бориса Ивановича. Но только глупец полагать может, что Морозов всю эту огромную страну держит в своих двух руках. Подлинная власть у тех, кто владеет землей и мужиками. Князей-бояр кучка малая. А дворян тысячи и тысячи. Кто бы ни оказался на Борисовом месте, ему придется всегда им угождать.Прозоровский.
Я это понимаю, батюшка. Все понимаю.Князь Симеон.
Мы все, конечно, на Божью милость уповаем, но такой вопрос не ты первый задаешь. Я считаю, чтоб не было ни смут, ни раздоров, кого царевна Ирина своим мужем назовет, тот и должен царствовать. И я знаю, что другие князья тоже так думают.Прозоровский
Князь Симеон.
Что всё?Прозоровский
13. Усадьба Прозоровских
— У Трофима. Трофим потчует Афанасия за небольшим столом.
Трофим.
Ну, как тебе голландский ром, царский дядюшка?Афанасий.
Не смейся надо мной, Трофим.Я царскому забору и двоюродным плетнем быть не хочу. Знал бы ты, как мне тошно, что у меня на сердце творится. — И ведь не я один в эту свадьбу не верю, есть и другие, я ведь не слепой.
Трофим.
Бог с тобой, Петрович! Кто же осмелится открыто!..Афанасий.
Почти не скрываются! — Вот давеча моя старуха спохватилась и крик подняла — почему ты, Афанасий Петрович, дочерей своих и зятьев не зовешь на царскую свадьбу? Ну, я ее заткнул, как смог. А теперь смотри: царский свадебный чин до мелочей прописан. Всю невестину родню давным-давно должны были пересчитать, переписать. Где этот список? Я, что ли, должен его составлять? Сватью свою ярославскую туда вносить, бабушку из Углича?Трофим.
Да, ты в этих делах разбираешься. Мне бы и в голову не пришло.Афанасий.
Я даже удивляюсь Морозову. Выходит, он до того разъярился, что даже приличий соблюсти не может. Ивана с Евдокией что ни день к царскому столу зовут, но он ведь с Иваном ни единым словом не перемолвился, ни разу. Зато Стрешневы, его кровные враги, уже пир закатывают в честь родителей будущей царицы, своей новой племянницы. И к Пушкину они приезжали, и другие ездят. И всё Морозовские супротивники. Ты понимаешь, что это значит?Трофим.
Петрович, успокойся. Ты себя уморишь. Положись на Божью волю, на Божью помощь. И думай о хорошем.Афанасий.
Я уже вижу Божью помощь. Когда Василий сказал, что Михайло Андрея призывает, я аж заплакал от благодарности. Я ведь за Андрея больше всего боюсь. Он мне всех дороже. Если бы не Фимка, я бы просто счастлив был.Трофим.
Да, а ведь уже многие размечтались. Вот государь взрослеет, вот выйдет, наконец, из-под Морозовской опеки. — Но я вот что тебе скажу. Ежели бы какие добрые перемены намечались, друзья нашиАфанасий.
Я Васю просил, чтоб он поговорил обо мне с Михайлой. Очень мне надо. Может, будет мне такое счастье. — Но девонька бедная! Одна в этом логове. Чужую бы пожалел, а она на моих глазах, на моих руках росла.Трофим наливает ему и себе. Афанасий выпивает свой стакан залпом. Трофим отхлебывает.
В доме Прозоровских.
Князь Сергий направляется к выходу, к нему подбегает молодой слуга.
Слуга.
Князь Сергий Симеоныч, так приводить мне сапожника? Или сам к нему пойдешь?Прозоровский.
Не знаю, там посмотрим.Слуга.
Куда еще смотреть? Ведь времени в обрез.